Несколько секунд Ноубл лежал пластом на спине, глядя, как ослепительное солнце исполняет на небе сумасшедшее фанданго. Осторожно пощупав языком уголок рта, он почувствовал солоноватый вкус крови. Наверху над ним плавно двигалась неясная фигура с длинными волосами — у нее длинные темные волосы, отметил Ноубл.

— С вами все в порядке? — обеспокоенно окликнула его дама.

Она шутит?

— Я просто… Я не хотела вас… Я совсем не думала, что вы решите… Вам не следовало… — бессвязно залепетала она.

— Простите. Скажите же что-нибудь!

— Леди, — прорычал Ноубл, вставая на колени, — вам никогда не приходило в голову просто попробовать сказать «нет»?

Наверху со стуком захлопнулась дверь.

Венис прижалась спиной к двери. Судя по его хищному, как у пантеры, взгляду, ее сто фунтов не будут большим препятствием, если мужчина решит войти. От этой мысли сердце Венис, и так уже скачущее, пустилось быстрым галопом, и она, плотно закрыв глаза, прислушивалась к мужчине внизу. Венис обнаружила, что вопреки всякому смыслу надеется, что он снова попытается забраться на балкон, — если бы только ей снова довелось увидеть игру мускулов на его длинных руках и на груди!

Услышав, что его голос — или, вернее, рычание — затих, Венис вздохнула. Ну вот, опять то же самое. Бездумно провоцирует неприятность, а потом, когда неприятность взбирается к ней на балкон, глупо удивляется.

Венис сникла. Отец был прав. Учитывая ее полностью подтвержденную документами репутацию импульсивной натуры, любой достойный, разумный мужчина будет искать ее общества не больше, чем общества бешеного бабуина. Но ведь никто не сказал, что мужчина, который только что ушел прочь, достойный или разумный. А если и так, какое это имеет значение? Он был так далек от ее мира, как те сосны на вершине горы далеки от Нью-Йорка.

Уже осталось не много времени до того момента, когда она, несомненно, выйдет замуж за одного из джентльменов, которого выберет ее отец, за кого-то из своего социального круга, за кого-то, кто повысит престиж и увеличит доходы Фонда Лейланда. Выйти замуж за такого человека — ее долг. Помимо всего прочего, как часто напоминает ей Тревор, они оба знают, какой кошмар может получиться из брака людей разных социальных классов.

Но Венис надеялась до замужества стать членом совета Фонда, чтобы ее жизнь была наполнена чем-то ценным, а не просто бесконечной чередой скучных завтраков, чаев и балов, которые заполняют календарь многих богатых женщин. Если она не утвердится до того, как выйдет замуж, то потом у нее такой возможности не будет. Любой из мужей, как и ее отец, будет неодобрительно смотреть на ее «административные притязания» — если она к тому времени не докажет свою ценность.

Последний «скандал» неожиданно дал Венис дополнительное время. Как раз перед тем как она покинула Нью-Йорк, Тревор предупредил ее, что пройдет еще несколько месяцев до того, как появится какой-нибудь подающий надежды претендент на ее руку, готовый пойти на риск общественного самоубийства, ухаживая за ней. А это означало, что у нее есть несколько месяцев на то, чтобы доказать свой способности. У нее, возможно, есть месяцы, но лучше всего начать не откладывая.

Боясь выглянуть в окно, Венис прижала ухо к двери. Он ушел, вероятно, навсегда. Она решительно покончила с этим случаем, поклявшись больше не тратить время на бесполезные размышления, но не могла не прошептать:

— Если бы только…

— Дьявол, Маккэнихи, ты дерьмово выглядишь, — весело приветствовал Блейн Фарли Ноубла, появившегося в «Золотой жиле».

— Заткнись, Фарли, — беззлобно отозвался Ноубл, опускаясь на стул напротив более молодого человека. Мольбы матери наконец-то были услышаны, подумал он. А почему еще в проститутке вдруг проснулась совесть после того, как девица преодолела все трудности и добилась его… э-э… интереса?

По крайней мере хорошо, что не было свидетелей его позорного поражения.

— Может быть, вам, старикам, следует собрать свои шмотки и оставить эту территорию нам, тем, кто помоложе? — сказал Блейн. — Не пойму, почему ты зациклился на том, чтобы превратить эту землю в какой-то гигантский парк. Их полно на востоке, они только и ждут тебя с корзиной для пикника. А Скалистые горы — это страна исследователей и искателей приключений, а не велосипедистов. Здесь есть золото, которое предстоит найти, и я намерен получить свою долю.

— За десять лет никто не нашел в этих горах золота, дурачина. Золото закончилось.

— Скажи, Ноубл, что ты делал в горах на этот раз? Я думал, ты закончил все работы для сенаторов. Собирал ромашки?

Ноубл фыркнул.

— Давай же рассказывай, — не отставал Блейн. — Мне интересно. Правда.

— Ладно. Я подсчитывал число пород животных в определенных районах, чтобы можно было документально подтвердить популяцию. Людям, финансирующим федеральный закон, согласно которому здесь должен быть создан национальный парк, необходима текущая информация.

— Эх, да это было просто развлечение.

— Да. — Ноубл оставил без внимания сарказм Блейна. — Пока пара медвежат не разорвала мою одежду и не раскидала мои вещи по всему восточному склону.

— А я удивлялся, почему ты выглядишь как оборванец, — рассмеялся Блейн. — Значит, поэтому на тебе разодранная рубаха? Они утащили всю твою одежду?

— Угу. — Заметив взгляд крупной, полногрудой женщины за стойкой, Ноубл крикнул ей: — Принеси мне чашку кофе — и сделай настоящий кофе, Сэл, иначе я подам на тебя жалобу в суд, клянусь Богом, я это сделаю, — яичницу из полдюжины яиц, какого-нибудь мяса, с которого не нужно соскабливать плесень, и буханку хлеба.

— Не получишь никакого свежего хлеба, получишь сухари. Не получишь ничего, кроме вяленой лососины, и не получишь настоящего кофе. А если вздумаешь ограбить меня, я сверну твою гадкую ирландскую шею. Так что не пытайся заговаривать мне зубы, Ноубл Маккэнихи.

— Ты умеешь находить подход к женщинам, — тихо захихикал Блейн, — ничего не скажешь, Ноубл. Это просто дар свыше.

— Эй, Фарли, заткнись! — Вытянув руку, Ноубл шлепнул Блейна по шляпе, так что она слетела с его головы. Увидев гладко выбритую голову своего молодого друга, Ноубл медленно наклонился вперед: — Господи Иисусе, Блейн, тебя оскальпировали!

— Не все хотят иметь такие длинные волосы, что на них можно повеситься, — Блейн густо покраснел. — В общем, пришлось. Вышло отвратительно.

Помахивая пальцем перед носом Блейна, Ноубл поучительно прошептал:

— Я предупреждал тебя о непристойных домах, Блейн. Отчетливо помню, что предупреждал.

Лицо Блейна стало пылающим, кроваво-красным. А Ноубл просто громко расхохотался:

— Послушай, сынок, если все, что ты унес из той постели, — это нежелательная небольшая семейка, то ты довольно легко отделался.

Подойдя вперевалку, Сэл со стуком поставила на стол две кружки, от которых поднимался пар, и, не останавливаясь, пошла дальше.