Ромуле[5], о сабинянках[6], о братьях Горациях и Куриациях[7] – все эти мифы имеют общее индоевропейское происхождение. Уроженцы Лациума[8] всегда были пастухами и жили в деревнях. Одна из деревушек называлась Рим. Латиняне возделывали землю и добывали один из наиболее доступных для крестьян даров моря – соль. Земли по обоим берегам Тибра давали хорошие урожаи, и местные жители продавали продукты своего труда крестьянам, живущим в центральных областях, которым не хватало кормов для скота. Деревушка стала постепенно расти.

Римские мозаики с изображением морских обитателей. Помпеи. I в. до н. э.

В III веке до нашей эры власть римлян распространилась уже на весь полуостров, кроме долины реки По, которая находилась в руках галлов, и Генуэзской бухты, принадлежавшей лигурийцам. Но государство по-прежнему остается сельскохозяйственным. Властители Рима – крупные землевладельцы, и уклад жизни остальных граждан Римского государства, в том числе и горожан, преимущественно сельский.

Но вскоре наступает перелом. Начиная с 264 года до нашей эры потомки латинян-крестьян колонизируют Сицилию и вступают в борьбу с могущественным Карфагеном. Так начались и продолжались более века Пунические войны[9]. Может быть, римляне превратились в моряков, чтобы воевать на море? Нет. Они искали и находили наемников, которые на протяжении всей истории Рима занимались снаряжением их флота.

«Римляне никогда не были морской нацией, – писал Ла Варанд. – Но Рим наделил флот теми качествами, которые привели его к успеху на суше, – методичностью и упорством. Риму флот требовался для проведения захватнической и колониальной политики, и он добился, когда понадобилось, такого же превосходства на море, как и на суше». Разгромив Карфаген, Рим оказался единственным властителем на море и стал управлять Средиземноморьем от западных до восточных его пределов. Это продолжалось до тех пор, пока четыре столетия спустя империя не распалась вначале на две, а потом на четыре части. Грандиозный исторический парадокс: выражение «mare nostrum» (наше море) принадлежит нации, не имеющей ни собственных морских традиций, ни моряков: команды судов вербовались из иноземцев.

Греки, галлы, иберийцы, нумидийцы, мальтийцы и другие нанимались в римский флот на двадцать – двадцать пять лет. Они шли туда с охотой, поскольку им хорошо платили, а по завершении службы давали римское гражданство со всеми вытекающими из него привилегиями.

Габриэль Жак де Сент-Обен. Победа римского флота над флотом Карфагена в битве у мыса Экномус. Акварель. Ок. 1763

Римский военный флот, созданный для борьбы с Карфагеном (264 год до нашей эры), просуществовал недолго. Кроме Пунических войн, он участвовал лишь в битве у мыса Акций, когда флот Октавиана дал бой флоту Антония и Клеопатры (мы еще расскажем об этом сражении). Основным назначением военного флота была борьба с пиратами.

Слово «пират» (по-латыни pirata) происходит, в свою очередь, от греческого peirates, с корнем peiran («пробовать, испытывать»). Смысл этого слова, таким образом, «пытать счастья на море». Этимология слова свидетельствует, насколько зыбкой была с самого начала граница между профессиями мореплавателя и пирата. Пираты – любители и профессионалы – подстерегают свою жертву у морских путей. Если желанная добыча не кажется слишком сильной, ее берут на абордаж средь бела дня. Но коли судно имеет многочисленный экипаж и паче чаяния вооружено, его выслеживают и ждут темноты, чтобы захватить врасплох на ночной стоянке. Пиратство в известной мере способствовало прогрессу судостроительства, поскольку пиратам нужны были самые быстроходные суда. Они нападали также на прибрежные города и селения, став некоторым образом родоначальниками морских десантов.

Как я уже говорил, первые успехи в подавлении пиратства принадлежат полулегендарному царю Крита Миносу, который для борьбы с пиратами основал (а в сущности, изобрел: ранее даже не существовало такого понятия) национальный военный флот. Благодаря Миносу и некоторым его предшественникам средиземноморская торговля некоторое время стала относительно безопасным занятием. Когда держава Миноса погибла под натиском ахейцев, море снова превратилось в место кровавых схваток и самых невероятных происшествий.

В VI веке до нашей эры самый предприимчивый пират Эгейского моря – Поликрат владеет более чем сотней больших и малых судов. Он организует первый в истории морской рэкет: греки и финикийцы должны платить ему дань, чтобы обезопасить свои суда и грузы от нападения и грабежа, а моряков спасти от смерти, которая угрожает им при малейшем сопротивлении. Доход от пиратского предприятия столь велик, что Поликрат строит на острове Самос дворец, одно из чудес света той эпохи. Для его украшения и установки статуй и памятников в городе тиран-пират поступает так же, как намного позже будут поступать папы, короли и князья Ренессанса: он приглашает из разных стран самых известных художников, ученых и осыпает их золотом. Если нужно, он похищает их.

«Хочу, чтобы меня лечил лучший врач – Демокед».

Один из капитанов-пиратов похищает Демокеда из Афин, привозит его на Самос, где врач живет в роскоши, буквально купаясь в золоте. Знаменитый лидийский поэт Анакреон сам является ко двору (иного слова и не подберешь) Поликрата.

Но всему приходит конец. В 515 году до нашей эры морская мощь Поликрата слабеет, и персидский флот подходит к берегам Самоса. Тиран-пират яростно сопротивляется, но попадает в ловушку врага. Наместник Кира в Лидии предлагает Поликрату пакт о ненападении. Привыкший к своей роскошной жизни сатрапа, Поликрат, желая сохранить себе рэкет, соглашается приехать на континент для подписания договора. Он схвачен и распят на кресте.

Но пиратская деятельность в Средиземноморье не угасает со смертью Поликрата.

Примерно четыре века спустя, в 78 году до нашей эры, из Афин в направлении Родоса отплыло грузовое судно с пассажирами. Оно проходило мимо островка Фармакуза, неподалеку от нынешнего побережья Турции. Ветер ослабел, паруса безжизненно повисли, единственным звуком на судне был скрип четырех тяжелых весел в уключинах. Вдруг рулевой (он орудовал двумя рулевыми веслами, укрепленными на корме по каждому борту) позвал капитана и указал на темное, быстро растущее пятно слева по борту. Капитан с минуту вглядывался в даль и, пожав плечами, сказал: «Там два судна». И действительно, вскоре пятно раздвоилось.

Ветер окончательно стих. Пиратские суденышки росли на глазах. Они шли на веслах, без мачт и парусов, но пассажирам казалось, что они буквально летят по воде. На каждом судне ритмично взлетало и опускалось по десять пар весел.

Капитан отдал негромкий приказ. Паруса спустили, а весла уложили на борту. Бегство представлялось бессмысленным. Вскоре дюжина