него кинулся второй зверь, сбил с ног, вцепился в плечо… зубы соскользнули по тонкой, но прочной кольчуге. Только вот сила сжатия этих зубок такова, что они, и не прорвав кольчугу, прекрасно расплющили мышцы, раздавили сустав…

Энрико закричал – и потерял сознание от болевого шока.

Рафаэлло кинулся к отцу. Волка он успел ударить клинком в бок – и даже попал, удачно попал… но это же не театр! И сразу зверь не умрет. И когда умрет, не факт, что разожмет зубы.

Только вот первый волк тоже не собирался ждать, пока добьют его собрата. Сверкнули клыки, страшная пасть тянулась к горлу парня… отбросить тварь не получалось. Волк был громадным, массивным, черным…

Рафаэлло понимал: помощи ждать неоткуда. А волк сильнее, он сейчас… у него есть единственный выход. Пожертвовать одной рукой, а другой вытащить кинжал – и ударить. Наверное…

Только вот зверь оказался умнее.

Рафаэлло ударил ногами в живот волка – получилось не сильно, но зверь отвлекся. И Рафаэлло успел выдернуть кинжал.

Клыки и клинок ударили одновременно.

Клыки сомкнулись на руке, плече… и получилось неудачно. Волк так дернул головой, что задел шею… сонная артерия – это приговор.

Так и получилось.

Но и клинок в руке Рафаэлло нашел зверя. Охотился парень с детства и промаха не знал.

Так их и обнаружили.

Одного живого, но в глубоком обмороке, под тушей волка, и троих мертвых.

* * *

Филиппо ждал.

И дождался на свою голову.

– Гр-р-р-р, – вежливо сказали за его спиной.

Король обернулся так, словно его горящей головней в зад ткнули. В трех шагах за его спиной стоял волк. Здоровущий, черный… в холке – не меньше метра, а может, и побольше, а желтые глаза…

Не янтарные, а такие… мутновато-желтые. Словно затуманенные болью, или бешенством, или…

Ненавистью.

Король понял это так отчетливо, словно ему кто-то сказал это на ухо.

Волк его ненавидел… и не только его. Вообще людей. И сейчас он прыгнет, потому что его создали убивать. Учили убивать. И ненавидеть, ненавидеть, ненавидеть…

Тут бы Филиппо и помереть, потому что он даже рукой шевельнуть не мог, чтобы клинок поднять. Но не судьба.

Чье-то тело ударило в бок волку.

– БЕГИ!!!

Дан Марк.

Единственный, кто посмел подстраховать короля против его воли. Вне приказа.

Не сам, нет. Его главный егерь умолил. Лес незнакомый, волки крупные, мало ли что? Все ж на тестя король не разгневается? Наверное…

Дан Марк молча пожал плечами и засел на дереве неподалеку от короля. И прекрасно бы, только волк вышел с другой стороны. Кстати, наплевав на флажки.

Если бы они не стояли несколько секунд, дан Марк не успел бы. А так…

Слетел с дерева, кинулся, ударил волка всей массой в бок, бил кинжалом, понимая, что не попадает именно туда… а потом и понимания уже не осталось. Потому что прямо перед лицом распахнулась громадная пасть и блеснули белые клыки.

Они и стали последним, что увидел дан Марк. Ни дочь он вспомнить не успел, ни жену… ничего.

Только клыки и вонь.

И неожиданное чувство легкости.

А потом – синие глаза и улыбка, которую он, казалось, и позабыл уже…

– Рианна?

– Пойдем, любимый. Здесь ты больше сделать ничего не сможешь…

И дан Марк пошел вслед за женой прямо по облакам…

* * *

Когда дан Марк ударил волка в бок, сбил его, Филиппо опомнился. Схватил копье, небольшое, удобное, кинулся к сражающимся.

Волк побеждал, и его величество ударил зверюгу в бок, стремясь хоть как-то помочь тестю… поздно. Только кости хрустнули… волк обернулся, и Филиппо ударил еще раз, с неожиданной силой вырвав копье. И еще…

Зверь рычал, но не сдавался, даже издыхая, пытался ползти, достать врага клыками…

Филиппо бил и бил, наплевав на сохранность шкуры, пока волк не затих. А потом устало опустился на колени.

Дан Марк был мертв. Мертво и чудовище. И… никто не спешит на помощь?

Филиппо не знал, что это были не совсем обычные волки.

Вечером егеря проверили оклад, утром прошли и принялись их загонять, но… что такое загон? Чем он ограничен? Почему волк идет под выстрел?

Потому что боится того, чего не понимает.

А эти волки и понимали, и не боялись. Филиппо не знал, что сейчас развернулась кровавая баня равно как среди загонщиков, так и среди охотников. Волки ничего не боялись, они перепрыгивали через веревки с флажками, легко обходили загонщиков сзади, нападали из засады…

Охота умылась кровью в это зимнее утро.

Может, волки и перебили бы всех, но повезло. Филиппо взял с собой отряд гвардии. Конечно, охотиться гвардейцы не стали, но…

Главный егерь успел подать сигнал тревоги. Громко и отчаянно затрубил в лесу рог. И гвардейцы кинулись на помощь, понимая, что это не оговоренный сигнал. Да и когда охота…

Рог поет совсем иначе. Они все охотились, они знали… нет, это – не то!

Ситуация поменялась второй раз. Но если первый был в пользу волков, то второй явно в пользу охотников. Волков кололи с седла, резали, рубили; кони, выученные не за страх, а за совесть, держались, хрипели, били копытами…

На поле – или, правильнее сказать, в лесу – боя осталось двадцать шесть волков. Все черные, желтоглазые, все в полтора-два раза крупнее обычного волка, причем как самцы, так и самки.

И сорок два охотника уже никогда не вернутся.

Из шестидесяти участников охоты на снегу осталось лежать две трети. Остальные делились на две категории: ранен, но стоит сам, и ранен, надо срочно к лекарю.

Сегодня волки взяли реванш за всех беззащитных зверей, которых уничтожали подобным образом. Хотя и не знали, что эта охота войдет в историю как «Травля Оборотней». Да и не были они оборотнями.

Не были настолько разумными, не принимали человеческое обличье.

Обычные звери, которых преобразовала черная воля и злобная ярость. Были обычные. А стали…

Разбираться с волками гвардейцам было откровенно некогда. Им надо было срочно людей вытащить. А потому…

Пусть их… валяются, где лежат.

Мия

Подвоха от подруги девушка не ожидала. Но… от дана Пинны?

Запросто!

И шла за ним по коридорам дворца медленно, осторожно, оглядываясь… Им повезло. Никто не встретился.

Переулок, закоулок, несколько комнатушек, которые заслуживали гордого названия «крысятник», и, наконец…

Королевская спальня. Лично ее величества.

И сама Адриенна.

Мия даже ужаснулась, увидев, как выглядит подруга. Бледная, худая, одни глаза на лице остались…

– Адриенна! Риен!

– Мия!

Дан Иларио сделал вид, что ничего не слышал, а через минуту и вовсе вышел, прикрыв за собой дверь. Его присутствие здесь больше не требуется,