экстремистского движения АУЕ) могут стать боевой единицей для проведения протестных акций, массовых беспорядков, преступлений экстремистского проявления»[76]. На следующий день он же, давая интервью, «не исключил» «появления единой информационной базы участников запрещенного в России движения АУЕ»[77].

Отнесение «движения АУЕ» к числу экстремистских организаций значительно повысило сроки, которые могут получить правонарушители. К гражданам, «проникшимся криминальными идеями», стало возможным применять статьи УК РФ об экстремизме. Среди них статьи 280 («Публичные призывы к осуществлению экстремистской деятельности», наказывается лишением свободы на срок до пяти лет), 282.1 («Организация экстремистского сообщества», до двенадцати лет лишения свободы), 282.2 («Организация деятельности экстремистской организации», до двенадцати лет лишения свободы), 282.3 («Финансирование экстремистской деятельности», до десяти лет лишения свободы). Иначе говоря, если раньше совершившему мелкое хулиганство грозили только незначительные наказания, предусмотренные статьей 158 УК РФ (максимум административный арест сроком до пятнадцати суток), то теперь, в случае если будет хоть как-то доказано участие в «движении АУЕ», неприятности окажутся несоизмеримо бóльшими.

Решение Верховного Суда принималось в закрытом режиме; не было обнародовано никаких обоснований этого решения: никаких конкретных фактов, никаких документов, на основании которых решение принималось. Между тем у «хорошо структурированной и управляемой организации» должны быть руководящие органы, система лидеров и координаторов, организационно-штатная структура, налаженная система принятия и исполнения решений, устав, условия членства и проч. Ничего этого не было указано. Не были прослежены финансовые потоки, которые наверняка должны быть у криминальной организации. Не были названы основные мероприятия, проводимые организацией; в том числе ничего не было сказано о «массовых беспорядках», которые якобы совершались «участниками АУЕ». Короче говоря, Верховным Судом и Генеральной прокуратурой не были раскрыты никакие конкретные факты, позволяющие утверждать, что речь идет об организации, а не о чем-либо другом. Авторитетное решение этих институций заставляет поверить на слово, что «движение АУЕ» как организация — существует; но никаких доказательств этого не приводится. Отмечается только, что это движение молодежное; то есть речь не идет о традиционной тюремно-уголовной среде, включающей элиту (воров в законе, криминальных авторитетов), территориальных представителей («смотрящих»), координационные совещания и систему правил поведения. Нет, это именно «молодежное движение экстремистской направленности», некая отдельная криминальная структура.

Обзор экспертных мнений по решению Генеральной прокуратуры можно увидеть, например, в публикации издания ZNAK от 21 августа 2020 года. Несколько экспертов, представляющих разные группы и имеющих разные взгляды на суть явления («представители криминального мира, правозащитники, силовики и другие эксперты»), высказались по теме: «Действительно ли есть некое организованное движение со своим сводом правил, организационно-штатной структурой, руководящими органами, налаженной системой принятия и исполнения решений». Многие из них выражали озабоченность состоянием подростковой преступности, влиянием криминального сообщества; они говорили о принципиальной необходимости работы на данном направлении. Но по итогам обсуждения журналист резюмировал: «Все собеседники Znak.com сходятся во мнении, что никакой централизованной организации с аббревиатурой АУЕ в России не существует»[78].

I.5. После 17 августа 2020 года: дела об «экстремизме»

Подавляющим большинством россиян решение Верховного Суда РФ от 17 августа 2020 года было воспринято с одобрением: в ходе опроса ВЦИОМ (октябрь 2020 года) 85 % респондентов заявили, что «признание „АУЕ“ экстремистской организацией и ее запрет в России — правильное решение». Такое единодушие понятно: респонденты — законопослушные граждане, любая борьба с преступностью воспринимается ими как однозначное благо и повышение личной безопасности; до участия в опросе 62 % из них вообще не слышали слова АУЕ, а еще 16 % «слышали про движение АУЕ, но не знают, чем оно занимается»[79].

Иначе произошедшее было расценено теми, кто понимает все последствия принятого решения. Большую озабоченность оно вызвало среди правозащитников, специализирующихся на заключенных и находящихся под следствием. Общим было мнение, что новая юридическая норма станет инструментом репрессивных действий, произвольно применяемым властью в отношении тех, кого хотят привлечь к уголовной ответственности.

Так, Алексей Федяров — правозащитник, юрист фонда «Русь сидящая» — говорил: «Принятая норма о криминализации АУЕ — это настоящий корм для бюрократической полицейской машины. Я гарантирую: дела „по АУЕ“ сейчас пойдут потоком. Привлекать будут за все — за „воровские звезды“, за аббревиатуры, за участие в пабликах»[80].

В моем распоряжении есть апелляционная жалоба, направленная в августе 2020 года правозащитником С. В. Охотиным в Апелляционную коллегию Верховного Суда Российской Федерации[81]. Помимо прочего, в этом документе перечислены виды деятельности, которые могут быть расценены как связанные с АУЕ: «1) любые официально не регламентированные действия следственно-арестованных и осужденных» (например, передача друг другу одежды в целях взаимопомощи); «2) любые меры поддержки (передача вещей, продуктов питания, книг, лекарств в места содержания под стражей) лиц, содержащихся под стражей, тем более если эти действия будут осуществляться на регулярной основе и не родственниками; 3) любые культурные явления (книги, публикации, песни, фильмы и прочее), в которых отражается официально не регламентированная часть взаимоотношений лиц, содержащихся под стражей, и присутствует отсылка к „понятным нормам поведения“ (…); 4) символика, аббревиатуры и обозначения, используемые в сети Интернет или офлайн; 5) жаргон и элементы тюремного фольклора, используемые в сети Интернет или офлайн; 6) реалистичное описание лицом, ранее содержавшимся под стражей, условий тюремного быта и взаимоотношений между арестантами, сделанное в сети Интернет или офлайн».

В дополнение к взвешенному, юридически выверенному тексту Охотина можно привести, например, эмоциональную оценку сложившейся ситуации, данную в одном из региональных СМИ: «То, что они сейчас сделали, это полный… Хочется спросить: „Ребята, вы в своем уме вообще?“. С учетом того, как у нас работает правоохранительная и судебная системы, всем разумным людям понятно, что дети известных и состоятельных родителей, коли попадутся, смогут избежать наказания. А так как „палки надо рубить“ и план по раскрытию выполнять, то будут опять страдать обычные ребята. Написал по неразумению баллончиком на заборе „АУЕ“ — держи трешку и иди на зону. Да еще и родителей к ответственности привлекут за плохое воспитание. Они правда таким образом рассчитывают бороться с питательной средой криминального мира? По всем понятиям тот, кто заехал на зону за воровскую идею, уже будет в авторитете. Так они только увеличат размах проблемы. Плюс получат новый протест в виде сочувствующих новым пострадавшим от режима»[82].

Возможность множественных репрессивных действий, допускаемых принятым нормативным документом, обусловливается неопределенностью самого понятия «движения АУЕ»: «Поскольку