Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вечером в субботу Ираклий заехал за Марией на улицу Родионова – ее дом стоял недалеко от Печерского монастыря – и предложил поехать в ресторан «Золотой плес», расположенный на высоком волжском берегу, рядом с нижегородским Кремлем, однако Мария отказалась и предложила отправиться в другое место.
– Куда? – послушно согласился Ираклий, сердце которого прыгнуло к горлу при виде женщины в красивом вечернем туалете: фиолетовое платье, облегающее фигуру, отливающее серебром, пончо и черные изящные туфли на высоком каблуке. Из украшений на Марии было колье и сережки в форме миниатюрной виноградной грозди, а также перстень с изумрудом.
– У нас существует закрытый клуб для местной элиты, называется «Дионис».
– Даже мимо не проезжал. А нас туда пустят? Клуб же закрытый?
Мария лукаво улыбнулась.
– Нас пустят даже к президенту, если понадобится.
– Но в клубы, насколько я наслышан, публика ходит в смокингах или во фраках…
– Ты прав, но твой костюм сегодня сойдет за смокинг. Не волнуйся, поехали. Сейчас выезжай на Пискунова, потом налево на Дзержинского. И давай рассказывай, что случилось.
Ираклий покосился на спутницу, не удивляясь ее прозорливости. Она всегда чувствовала душевный настрой человека и безошибочно определяла его дискомфортное состояние.
– На меня вчера напали.
– Кто?
– Мальчики из охранной конторы «Надежные ребята». Не слышала о такой? Предлагали «крышу»…
– Ты отказался, естественно.
– Естественно.
Мария засмеялась.
– Надеюсь, они остались живы?
Ираклий тоже усмехнулся, прислушиваясь к организму: спина у него все еще побаливала.
– Надо было мне сразу позвонить, – сказала Мария. – И конфликта не произошло бы.
– Ничего, мне не привыкать воевать с подонками. Кстати, в шкале стрессов собственная болезнь или травма стоит не на первом месте, а на четвертом.
– А на первом что?
– Развод супругов.
– Шутишь?
– Я привожу мнение американских психологов Холмса и Раха, недавно читал статью в «Аргументах и фактах». По их шкале на втором месте тюремное заключение, а на третьем смерть близкого родственника.
– Ерунда, по-моему. На мнение американских экспертов, причем почти в любой области знания, вообще полагаться не стоит. Вспомни поговорку: «Что русскому благо, немцу – смерть».
– Абсолютно с тобой согласен. Могу даже привести примеры. Недавно прочитал в какой-то газете мнение журнала «Time» о людях, оказавших наибольшее влияние на культуру в двадцатом веке, всего около пятнадцати фамилий – по одной на каждую категорию человеческой деятельности. Я был поражен: в списке нет ни одного соотечественника! Будто русских вообще не существует!
– Не горячись. Чего ты хочешь от тех, кто тысячи лет пытается доказать, что мы были язычниками и рабами?
– Но это же ни в какие рамки не лезет! Например, против категории «живопись» стоит фамилия Пикассо. Что, в ХХ веке в России не было художника, равного ему по таланту? Чушь! Один только Константин Васильев чего стоит! Или, к примеру, литература. Эксперты отдали предпочтение Джеймсу Джойсу. Да вашу ж мать! А Шолохов, Алексей Толстой, Куприн, Набоков в каком веке жили?! Я уж не говорю об актерах. В списке упомянут лишь Марлон Брандо. Не спорю, хороший артист, но и рядом не стоял с нашими Смоктуновским, Евстигнеевым, Леоновым, Яковлевым, Табаковым или Ефремовым. Да по каждому разделу можно назвать не одного претендента, а с десяток, половина которых будет славянской.
Мария с интересом посмотрела на разгоряченного Ираклия.
– А ты, оказывается, славянофил, господин полковник.
– Не отрицаю, – огрызнулся Федотов, остывая. – Только с небольшим уточнением: я не националист и к другим народам отношусь нормально. – Он вдруг усмехнулся. – Однажды прочитал в «Известиях» статью некоего инженера из Москвы Георгия Кузнецова, так даже морду хотел ему набить. Во, и фамилию запомнил! Этот говнюк, извиняюсь, на полном серьезе утверждал, что… подожди-ка, вспомню формулировку… а, вот: «Давайте перестанем наконец лицемерить и назовем вещи своими именами: антисемитизм, презрение к нацменам и шовинизм присущи подавляющей части русского народа». И далее: «Именно там, в народе, они сохраняются на биологическом уровне». Каково?!
– Да, дрянь человек, – согласилась Мария. – Жаль, что такие письма печатают «Известия». Не разгоняйся, сейчас поворачивать будем.
Через минуту свернули в узкую улочку и вскоре подъехали к трехэтажному особняку с коричневыми зеркальными стеклами, возле которого располагалась хорошо оборудованная охраняемая стоянка. Над центральным входом в здание с высоким каменным крыльцом висела сияющая огнями вывеска: «Клуб «Дионис». Чуть ниже, рядом с дверью, красовалась медная табличка: «Дионис-клуб. Вход только по членским карточкам».
Ираклий поставил машину между «шестисотым» «Мерседесом» и «БМВ» последней модели, помог Марии выйти. Он уже заметил входящую в клуб пару: седого элегантного мужчину в прекрасном костюме и молодую девушку в роскошном вечернем платье с накинутым на плечи боа. Костюм мужчины состоял из черного пиджака с атласными отворотами, белого пикейного жилета и черных брюк, в боковые швы которых были вшиты сатиновые ленты. Кроме того, у этого завсегдатая клуба был белый галстук-бабочка, а из нагрудного кармашка торчал уголок белого носового платка. Туфли у него были черные, лакированные, в руках он нес белые перчатки.
Ираклий невольно покосился на свои туфли. Его костюм был неплох, но рядом с фраком этого господина не смотрелся.
Мария поняла настроение спутника, спрятала улыбку.
– Все в порядке, полковник, ты выглядишь не менее элегантно, чем тот фраконосец.
– Меня все равно не пропустят…
– Положись на меня.
К удивлению Федотова, швейцар – безукоризненно одетый вежливый молодой человек – пропустил их в клуб без единого вопроса. Впечатление было такое, будто их здесь давно знали и ждали, в то время как Ираклий был уверен, что и Мария появляется здесь нечасто. Что и подтвердилось вскоре, когда метрдотель – такой же молодой и прекрасно одетый, как и швейцар, усадил их в уголке ресторана клуба. На вопрос Ираклия, бывала ли она в клубе, Мария беспечно ответила:
– Всего второй раз.
Уточнять, с кем она была в «Дионис-клубе» в первый раз, Ираклий не стал и начал осматриваться, пока Мария изучала роскошный бювар меню.
Зал ресторана был небольшим, всего на десять столиков, каждый из которых прятался за красивыми декоративными решетками, увитыми плющом и лианами. Но в зале тем не менее существовал небольшой подиум эстрады, и в настоящий момент на нем находилась какая-то молодая певица с музыкальной группой, исторгавшей мрачное электронное звучание, в которое вплетался великолепный – на четыре октавы! – голос певицы, исполнявшей тягостную песню, чуть ли не плач.