О.: Без любви как раз может прекрасно. Не помрет. От любви чаще умирают.

Э.: Оль, мы во всем приучились к суррогатам. К ненатуральному хлебу, молоку с добавками, мясу с гормонами. Секс без любви возможен, но его трудно объявить полезным. Так же, как трудно объявить таковым пакет чипсов.

О.: Современный человек достаточно прагматичен. Нужно быть абсолютно тупоголовым, чтобы не понимать — зависимость от любви куда страшнее зависимости от секса. Любовь приносит много хлопот, страха и боли. Может быть, люди просто не хотят страха и боли?

Э.: Человек не прагматичен, человек безрассуден. Если человек прагматичен, он понимает, что для него приносит пользу, а пользу приносит то, что делает его счастливым.

О.: Эдуард, нет таких несчастий, которые не приносит любовь. Человек хочет быть спокойным.

Э.: Спокойствием кладбища? Тогда пусть перестанет есть и выпрыгнет из окна.

О.: При любви это встречается. Но я еще не видела ни одного человека, который выпрыгнул бы из окна из прагматизма.

Э.: Истинный прагматизм — не размениваться на суррогаты. Употребляя искусственный хлеб, можно забыть вкус реального. И когда тебе его дадут, ты его отвергнешь.

О.: И что ты предлагаешь?

Э.: Современному человеку невозможно признать, что секс не предполагает обязательного присутствия по графику.

О.: Любовь тоже не предполагает обязательного присутствия по графику. Можно ее не дождаться или дождаться в такой форме, что костей не соберешь. Выбор плохих вариантов велик, но укладывается в две большие темы. Влюбиться можно без взаимности и влюбиться можно в козла. Так не лучше ли маленькое, но удовольствие?

Э.: Разменять смысл жизни на много маленьких смысликов? Понимаешь, чем больше людей живет настоящими чувствами, тем чаще встречаются настоящие чувства. И наоборот. Тебе такое в голову не приходит?

О.: Эдуард, настоящая любовь — самая таинственная вещь на свете. Приходит ниоткуда, выглядит в диапазоне от красавицы до чудовища. И на одну красавицу чудовищ десяток.

Э.: Откуда такие выводы?

О.: Из опыта. Своего и вокруг. Все хотят идеала, но у большинства не будет. А ты его хочешь лишить даже суррогата. Ты видишь, я сегодня «адвокат дьявола», хотя сама я не готова на секс без любви. Но я бы не стала себя за это превозносить — я физиологически не могу. Свойство организма. Я не получаю удовольствие от секса без любви, но допускаю, что кто-то может.

Э.: Естественно, можно допустить. Как и не стоит осуждать человека, который покупает чипсы и гамбургеры. Но я не могу допустить это в качестве эталона и идеала, к которому нужно стремиться.

О.: Человек, в сущности, так одинок всю свою жизнь. Он рождается и умирает в одиночку. Он проходит свой одинокий путь. Если суррогат его хоть немного утешает, так может разрешить ему суррогат?

Э.: Не уверен. Секс без любви разрушает человека, потому что убеждает в неважности истинных чувств. Это все равно что заставить квартиру ненужной мебелью так, чтобы не найти дорогу к выходу. Может быть, не стоит торопиться.

О.: Люди боятся остаться вообще без мебели. Ты уверен, что надо сидеть и ждать?

Э.: Да. Но не в башне из слоновой кости, в надежде, что явится принц. Ожидание любви — гораздо более энергичный и интересный процесс, чем столетний сон спящей красавицы.

О.: В том, что ты говоришь, есть доля истины. Но жизнь не сказка, можно не дождаться. Или дождаться кирпича в лицо. Я знаю кучу историй, когда настоящая любовь ничего не приносила, кроме горя.

Э.: Оля, все можно. Можно заболеть тяжело и умереть молодым. А можно за любовь принять иллюзию.

О.: Чем же они отличаются?

Э.: Настоящая любовь живая и ее можно убить, как все живое. Иллюзию убить нельзя, а горя она приносит много. Встретиться с настоящей любовью так же трудно, как с самим собой. Но можно.

О.: Мрачно получилось. Секс без любви нехорошо, а любовь встречается так же редко, как розовые слоны.

Э.: Гораздо, гораздо чаще. Просто надо ее уметь узнавать.

Для меня долго было секретом, как мужчины становятся отцами. То есть техническую сторону дела я знала, но душевная оставалась для меня скрытой мраком. Женщине в этом смысле и тяжелее, и проще. Тяжелее потому, что все физиологические неприятности расхлебывать именно ей. Проще же по той причине, что с первой минуты, практически тогда, когда она видит вторую полосочку на тесте, она понимает, что это не просто полосочка, а человек, имеющий к ней непосредственное отношение. Сын или дочь. Женщины как-то легче принимают этот переворот и смиряются с тем, что жизнь безвозвратно изменилась с этой минуты.

Как правило, следом наступает еще одно дело — сообщить партнеру. И хорошо, если это любящий законный муж, который с трепетом ждет известия о прибавлении семейства. Так бывает, но в современном мире все реже и реже. В лучшем случае, это будущий муж, который решит взять на себя ответственность за женщину и ребенка. Однако в современном мире и «по залету» женятся все реже и реже. Так что, скорее всего, разговор будет не таким, как в мультике про принцев, а более приземленным и жестким.

Однажды моя знакомая сообщила любовнику приятную новость:

— Я беременна.

Мужчина достал бутылку водки, налил стакан, отпил, а потом из его уст раздалось классическое:

— Да? А от кого?

Похоже на анекдот. Между тем, женщины это часто слышат. Очень обидно и совершенно непонятно. В наше время невозможно обмануть в этом вопросе, есть экспертиза ДНК. Поэтому обидно тем более.

Такой ответ — первая, но не последняя банальность в списке. Многие женщины слышат, что это «их проблема»:

— Потому что именно женщина должна понимать, что отдуваться придется только ей. Она должна следить за процессом.

То есть предполагается, что мужчина глуп и беспомощен. Многое не знает, в том числе и то, что от приятных телодвижений бывают дети и у каждого ребенка обязательно два родителя. Два, как бы там ни сложилось в перспективе.

Мне долгое время был совершенно непонятен механизм признания отцовства. И не по решению суда, а по решению разума и души. Мне кажется, что теперь я понимаю. У мужчин это так хитро устроено, что ребенка они воспринимают через женщину. Если это ребенок любимой женщины, то даже не важно, чей он биологический материал. Мужчине проще воспитывать чужого ребенка, если он неровно дышит к его матери. Очевидно, поэтому в сказках полно злых мачех и очень мало злых отчимов.

И наоборот — известие о беременности дамы, с которой у него нет планов на будущее, мужчиной воспринимается как гнусное вторжение и покушение на его жизнь и кошелек.

Выход, конечно, есть — простой и вместе с тем очень трудно реализуемый: и мужчинам, и женщинам заниматься сексом только с теми, с кем они готовы завести детей. Может показаться утопией, но как же часто христианский подход кажется миру утопией…