– Вы недооцениваете меня, мисс Нили, – продолжал он. – Завтра я буду в поселке. Если к тому времени вы не соберетесь, я вам помогу. Женщины в мой поселок не допускаются. И я не стану дожидаться, пока вы сообразите, почему.

Саманте смертельно хотелось сбить спесь с этого проходимца, но приходилось принимать во внимание, что он все же ранен. Ничего, скоро все изменится. Кнут, который она собиралась использовать, у нее был.

– Вы недооцениваете Нили, мистер Толботт, – безмятежно проворковала она. – Если вы снизойдете терпеть наше присутствие, вам ничего не надо будет объяснять.

И она выскользнула из хижины с изяществом леди, как если бы носила атлас, и кружева, и перья в прическе.

Слоан смотрел ей вслед, уверенный, что у него галлюцинации. Она была всего лишь паршивой рыжей сорвиголовой с медоточивым голосом и острым язычком. Но с ее уходом свет в хижине померк. Впрочем, это всего лишь солнце зашло за тучу.

Хотя как знать, звучи этот голос чуть дольше – и он поверил бы в колдуний.

– Где они живут? – Слова были скорее всплеском недоверия, чем вопросом. Слоан всматривался в своего пьяного телохранителя.

Джо пожал плечами и схватился за поводья, чтобы не свалиться с лошади.

– В этом большом доме на площади, который пустовал с тех пор, как мы приехали. Я думал, вы бережете его для будущей невесты.

– Невесты? Ты об этой своей «вечно любящей…» – Последовал каскад не совсем связных эпитетов, которые касались временной нетрудоспособности Джо, смертных грехов его предков и, разумеется, оценки женщин – по отдельности и всех вместе.

Краснокожий не отреагировал.

– Они приехали в нагруженных барахлом фургонах со снятыми чехлами. Хотят здесь поселиться.

– Через мой труп! – Поморщившись от боли, которая навела его на мрачную мысль, Слоан пустил своего жеребца быстрее. И на две минуты нельзя оставить поселок без присмотра, чтобы не произошло что-нибудь пакостное!

– Значит, я должен протрезветь и приступить к своим обязанностям? – Джо с сожалением посмотрел на свою полупустую бутылку.

– Думаешь, я сам не справлюсь с кучкой женщин? Может, эта рыжая гнилушка начнет наконец соображать!

Ничуть не задетый, Джо глотнул еще раз и спрятал бутылку в мешок.

– Если бы вы умели обращаться с женщинами, вы не запрещали бы им приезжать. Конечно. Думаю, я уже подсох. Ненадолго. Можете мной располагать.

Слоан фыркнул:

– Приготовься! – И, послав коня в галоп, отчего боль в плече усилилась, он поскакал в поселок. Эти женщины должны оставить поселок еще до рассвета.

«Эти женщины» занимались стиркой на заднем дворе, и каждый житель поселка считал своим долгом помочь им. Мыльная вода пузырилась в огромных баках над огнем. Череда мужчин непрерывно пополняла большие тазы для полоскания. Простыни так и хлопали на ветру; мужчины все натягивали и натягивали веревки. Общие усилия определялись взаимной необходимостью. Женщинам была необходима помощь в тяжелой работе, мужчинам – чистое белье.

В мягкой темноте сарая, которым служил теперь пустой фургон, одна из младших сестер полоскала нижнее белье, чтобы развесить его подальше от жадных мужских взглядов. Ветра, проникавшего сквозь щели, было вполне достаточно для сушки тонкого полотна. Несмотря на то что девушка повернулась спиной к дверям, любопытные устремляли взоры в темноту, стараясь разглядеть ее. Мужчины шепотом фантазировали о том, как шелк и кружева украшают стены старого сарая. Давно уже им не приходилось видеть ни шелка, ни кружев.

На кухне, в стороне от чужих глаз, хозяйничала ее сестра. До полудня было еще далеко. Как-то утром на ступеньках портика появилась корзина с яблоками, и теперь почти готовый пирог и тушеное мясо источали потрясающий аромат – аж слюнки текли!

Так выглядел поселок к тому моменту, когда на площадь въехал Слоан. Он ненадолго завернул в отель, чтобы умыться, передохнуть и подождать, когда боль чуть утихнет. Женщинам надо дать время собраться. Если к вечеру фургоны будут готовы, утром они могут двинуться в путь.

Вид простыней, которые полоскались на ветру, и жителей, снующих у дома, предупреждал, что этой цели не так-то просто добиться.

Не обращая внимания на суету во дворе, Толботт без стука вошел в дом. Этот дом всегда пустовал, сколько он его помнил. Пыльное пристанище для пауков и крыс. Ныне чистое, увешанное светильниками и абажурами, с креслами, покрытыми бархатом, жилище это тем не менее не смягчило Слоана.

Войдя на кухню, где рассчитывал обнаружить хозяйку, он был поражен видом крахмального фартука в зеленоватой дымке. Облако золотых локонов вокруг ангельского лица сзади перехватывала лента, из-под которой волосы каскадом обрушивались вниз. Девушка, взглянув на Слоана, испустила такой вопль, что казалось, глинобитные стены дома вот-вот рассыплются и стропила повалятся внутрь.

Этот вопль слегка озадачил его. Женщины обычно не кричали при его приближении, особенно когда он был опрятен и свежевыбрит. Эта же отступила к стене, сжимая в руках поварешку, и Слоан понял, что ситуация становится забавной. Он скрестил руки на груди и, сделав зверское лицо, уставился на девушку.

– Мама! Саманта! – крики разносились по всему дому и летели из окна. – Подите прочь от меня!

Слоан прислонился к косяку и грозно прорычал:

– Что вы собираетесь делать? Пришибить меня куском мяса?

Она была очаровательна в своем смятении, но картина, сменившая эту, понравилась ему еще больше.

В дверь вбежала Саманта с винтовкой в руке, с разлетающимися рыжими кудряшками и веснушчатым носом, розовая от жары и возбуждения. Она не была сконфужена, она была в бешенстве, и ей хватило одного взгляда, чтобы оценить ситуацию.

Слоан не переменил позы. Он не сомневался, что девушка умеет обращаться с оружием, но был уверен, что она им не воспользуется. Женщины все такие, но толпа мужчин, которые теснились за ее спиной, полностью меняла дело. Все они были его должниками, и незачем им всем рассчитываться с ним разом.

– Что, черт побери, вы сделали моей сестре? – Саманта заслонила Бернадетту от Слоана. Ей хотелось громко выругаться, хотелось справиться у Берни насчет матери и Гарриет. И ей отчаянно хотелось ударить человека, стоящего перед ней. Неспособная произвести все эти действия одновременно, она просто нацелила винтовку ему в пах.

– Опустите эту проклятую штуковину, пока вы не зацепили кого-нибудь, – сказал он с раздражением. – У нее чувствительный взвод, а я не сделал ничего, что могло бы вызвать такие дьявольские арии. Если эта ведьма – ваша сестра, то я всего лишь взглянул на нее.

– Там, откуда я родом, люди имеют обыкновение стучать в дверь, перед тем как войти.

– Там, откуда родом я, люди имеют обыкновение входить к себе без стука. Это мой дом, а вы здесь – постояльцы.