Мне с первой минуты очевидно со стороны, почему Гордей одинок. Нет, дело не в том, что он латентный сладострастник. Просто он никакой. Он человек с частицей «не»: неинтересный, невеселый, неперспективный. Высокий — да. Но все остальное — не.

— Ну, он веселый, — вторит Зинаида Макаровна.

— Гордей, расскажи анекдот, — прошу я.

— Какой?

— Любой.

— Про что?

— Про что хочешь. Любой анекдот.

— Я так не могу.

— Гордей, ты веселый, — напоминаю я.

— Встречаются русский, поляк и немец на острове. Ну, попали туда. После кораблекрушения.

— Тааааак.

— Ну вот, короче. Слушай, я так не могу!

— Вот, — резюмирую я. — Ни хрена ты не веселый, Гордей. Ты не удосужился выучить хоть какой-нибудь завалящий анекдот, чтобы рассмешить женщину.

— А мне не нужен камеди-клаб, мне семья нужна.

— Вы кушайте, кушайте, — растерялась Зинаида Макаровна: она понимает, что интервью получается какое-то странное, не таким она его себе представляла, но как вырулить из этой ситуации и спасти сына, пока не понимает.

— А еще ты какой, Гордей? Ну веселый, это мы поняли. А еще? — спрашиваю я.

— Он хозяйственный. Он плов умеет, — вспоминает Зинаида Макаровна.

— Гордей, у тебя есть казан? — Я смотрю на Гордея в упор.

— Казан? — переспрашивает Гордей.

— Какие специи нужны в плов, Гордей?

— У меня специальная приправа — «для плова». Там все. Я не вникал по отдельности.

— Зинаида Макаровна, не обижайтесь, но вот моему сыну шесть лет. Он тоже умеет плов. Ну, то есть порезать лук, морковь и мясо в мультиварку, засыпать рисом, посолить и приправу добавить он сможет. И режим установить, какой я скажу. Это, конечно, будет не плов. А слипшаяся рисовая каша с мясом.

— Ольга! — Гордей произносит мое имя с возмущением.

— Гордей, я сейчас не издеваюсь. Я просто помогаю тебе посмотреть на себя со стороны и оценить себя объективно. Пока ты смотришь на себя восхищенными мамиными глазами и не понимаешь, почему другие женщины не делают так же. Я вот и поясняю тебе, почему. Ты умеешь зарабатывать?

— Я работаю с института!

— Верю. Но я не спросила, как долго ты работаешь. Я спросила: ты зарабатывать умеешь?

— Я же не бесплатно работаю!

— Хорошо, — вздыхаю я. — Задам вопрос иначе. Где ты отдыхаешь?

— В сентябре ездил в Крым. Очень хорошо, правда, поезд ужасный, зато там хорошо, в частном секторе, рядом с морем жил.

— А питался где?

— Там столовая рядом, чтобы первое было, мне для желудка, и пирожки покупал у женщины там по пути. Недорого, по 20 рублей. Домашние. С капустой. И с мясом.

— Ясно.

— Что ясно?

— Ты не умеешь зарабатывать.

— Вы кушайте, кушайте, — суетится Зинаида Макаровна. Она явно сбита с толку даже больше, чем Гордей.

— Ты, Гордей, усатый, — говорю я. — Это факт. И прописан в трехкомнатной квартире на улице Трофимова. Это тоже факт. У тебя, вероятно, есть сестра?

— Есть. Откуда знаешь?

— Ну, квартиру получили родители. Мама. 32 года на заводе. Трехкомнатную, вероятно, потому что были двое разнополых детей. Несложный секрет. Очень распространенный.

— Это к чему? — Гордей сливается с бежевой стеной.

— К тому, что московская прописка не твоя заслуга. Так получилось. Это была твоя фора при старте в жизнь. Но ты и ее не использовал. Думаю, даже за коммунальные платежи платит мама. Со своей пенсии. Угадала?

При этих словах Зинаида Макаровна встает и уходит на кухню, бормоча «кушайте, кушайте», а я безжалостно продолжаю:

— Тебе остается заработать только себе на еду. Ты и не напрягаешься. Зарабатываешь свои 20 рублей на пирожок с капустой. За что женщина должна тебя любить, Гордей?

— А я ее за что?

— Ну началось. Как маленький. «А она мне что?» Вот из-за такой стратегии, Гордей, ты и едешь с ярмарки ни с чем. Занудный. Обиженный. Пустой. Бюджетный. Списанный трамвай. И уже в депо, Гордей, в депо. Не страшно? Вот так, без результатов?

— Почему без результатов? — горячится Гордей. — У меня вон сколько грамот!

Он бросается к заранее приготовленной папке. Он же готовился к интервью! Выпятил все свои заслуги, оформленные на типографском картоне в формате А4. Благодарность за активность, грамота за участие.

— Гордей, — вздыхаю я тоном уставшей учительницы в конце рабочего дня. — Нематериальное стимулирование — это прекрасно. Оно отлично работает на мотивацию в тандеме с материальным, иногда подменяя его. Грамоты — это не показатель твоей успешности. Это показатель успешности работы отдела кадров по удержанию персонала на рабочих местах за копейки. А грамоты, будь они трижды приятные, не рожают детей и не варят борщи.

— Не понял.

— Гордей, я не журналистка. Меня прислал сюда твой отец. Он был у меня на лекции по личной эффективности. Я веду лекции. Помогаю людям быть эффективными. Твой отец очень переживает за тебя и хочет тебе помочь.

— Мааам! — испуганно кричит Гордей в сторону кухни, не спуская с меня глаз. — Мааам.

Зинаида Макаровна входит в комнату и, обиженно полоснув по мне взглядом, говорит:

— Я сейчас уйду, мне в сберкассу надо.

— Мам, она от отца. Лазутчица.

Зинаида Макаровна ошарашенно переводит на меня взгляд.

— Вы от Павла?

— От Павла Ивановича.

— Она психолог, мам. Пришла меня лечить.

— Я не психолог, Гордей Павлович. Я не говорила так. В данном случае я диагност. Ваш отец заплатил мне, чтобы я пришла и была собой. Я потрошитель иллюзий. Но иногда это очень полезно. Он переживает за вас.

Гордей встал с табуретки и мне, сидящей, его 180 показались всеми 200.

— Мой отец — вор! — почти по слогам произнес Гордей. — Он чиновник. Берет взятки. Ворует у государства!

— Жалко, что ты так не умеешь, да? — Я откинулась на стуле.

— Что не умею? Воровать? Да, я так никогда не сделаю!

— Гордей, верю. Чтобы брать взятки, надо быть рисковым, гибким и азартным. Нужно уметь быть в команде. Нужно договориться со всеми вокруг о молчании, включая собственную совесть.

— Вот-вот, совесть! — Гордей поднимает вверх указательный палец.

— Ты работаешь в компании по производству канцтоваров, да? — спрашиваю я, резко встаю и подхожу к письменному столу. На нем лежат три стопки бумаги в упаковках, россыпь ручек, маркеры, новенький степлер. — Гордей, ты купил этот степлер?

— Купил. — У пунцового Гордея раздуваются брови.

— Ты врешь. Это очевидно. Ты его украл. Вынес с работы. Легко договорился со своей совестью. «Раз вы мне платите грамотками, я вам — «честностью», — подумал ты. Ты вор, Гордей, как и твой отец. Только он ворует на государственном уровне, а ты — на уровне скрепок.

— Ты меня в чем-то обвиняешь?

— Боже упаси, Гордей! Я не из прокуратуры. Ловить преступников не моя специализация.