Он и седьмой-то «барбос» не должен был трогать, но тяготы затянувшегося рабочего дня обязывали.

– Я могу сказать тебе, сколько это будет в мерных контейнерах… – сообщил Турио.

– В полуторных или в квартах?

– В квартах.

– Ну и сколько?

– Восемнадцать…

– То есть восемнадцать тысяч в восемнадцати контейнерах, так?

– Так.

– Значит, в каждом контейнере по тысяче шелковых штук, так?

– Нет.

– Почему нет?

– Потому что это секретная информация.

Когда небо на западе стало темнеть, на скалу начали прибывать контрабандисты. Не те, что вели пьяные разговоры, а самые настоящие, с бегающими глазами и вздрагивающие при каждом звуке, напоминающем вой «трапеции». Однако по мере того, как наступала темнота, ветер ослабевал и его порывы больше не напоминали звук атакующего «поморника».

Контрабандисты садились за столы и начинали свои разговоры, сначала тихо и скрытно, а по мере опьянения все более громко и откровенно.

Это были те, кто, отправив в темноту катер с экипажем, уходили промочить горло, чтобы под утро снова оказаться на берегу и принять товар и катер. Или только катер, если экипаж опасался выходить в море.

Бывали такие ночи, когда «трапеций» в воздухе было слишком много, но отменять рейс было нельзя, тогда катера шли на автономном управлении, тупо пересекая проливы по прямой.

Приходили на скалу и те, кто работал в экипажах раз через сутки, а потом прислушивался к реву моторов на море и говорил что-то вроде: «Это Эрнесто на «Морском Котике», я этот голос издалека узнаю».

И в этот раз все было как всегда. Пропустив пару «барбосов», контрабандисты начинали говорить громко, потом хвастаться и наконец хвататься за ножи и пистолеты, однако Рик ничего не боялся, поскольку в этот час им управляла только сахелла.

«Я сам работал с Гвидо Рамольдсом и знаю, что он никогда не ходил на Ривьеру!» – хрипло кричал какой-то человек.

«На что ты намекаешь, Ирсон? Ты хочешь сказать, что кто-то молотит языком без дела? Ты на это намекаешь?»

«Понимай, как знаешь, Ржавый! Но я работал с Гвидо и таких походов не помню, а уж с твоим участием – тем более!»

Сверкнули ножи, забияки перевернули пару столов, и кто-то наверняка бы серьезно пострадал, но неожиданно раздался крик:

– «Поморник!» «Поморник» прямо по курсу!

Драка тотчас прекратилась, публика повскакивала с мест и бросилась мимо стойки к слабому ограждению, под которым, в темной бездне, бились о скалу тяжелые волны.

– Осторожнее там, цепь совсем старая! – закричал Лиммен, но его никто не слушал. Все следили за цепочками красных трассеров, которыми «трапеция» хлестала по скакавшему по волнам катеру.

Самого катера в темноте видно не было, но яркий свет от снарядов окрашивал в розовый цвет пену, которую взбивал тысячесильный мотор.

– Ну почему он не стреляет?! Что же не бьет, «поморник» его сейчас в упор разделает! – кричал кто-то.

– Выжидает! – отвечали ему. – На такой волне не больно-то отмахнешься!

– А кто это – никто не узнаёт? – спросили сзади.

Все замолчали, пытаясь по едва слышимому звуку определить, кому принадлежит катер.

– Вроде Гирмор… – предположил кто-то. – Это у него помпа подвывает…

– Помпа у всех подвывает, у кого движок «пятьсот десятый».

– Тогда не знаю.

– Эй, да это же Джузеппе! Джузеппе-Мул! – пронзительно закричал один из посетителей, и толпа расступилась, пропуская его к самому краю.

Между тем «трапеция» продолжала клевать катер короткими очередями, оттягивая момент решительного удара. Робот старался покалечить посудину, чтобы вызвать полицейский десант для ее захвата, однако пока катеру везло, он умело маневрировал, скакал по гребням волн, наполняя восхищением души тех, кто знал Джузеппе-Мула.

– Я его сменщик! Я его сменщик, но сегодня он вызвался смотаться вместо меня, понимаете?! – кричал тот, который опознал катер. Это был контрабандист с восточного побережья острова и в «Синем марлине» появлялся редко.

Наконец на катере решились на ответный удар. Сверкнула яркая вспышка, и с направляющей в сторону «трапеции» пошла ракета.

Пытаясь уйти от нее, робот скользнул на крыло, затем спикировал к воде, но ракета на обман не поддавалась. Секунда-другая – и кривлянья «поморника» закончились точным попаданием.

Вполнеба полыхнула яркая вспышка, горящие обломки посыпались в море, вызвав бурю эмоций у посетителей.

Должно быть, на катере тоже радовались, но почему-то уходили в сторону порта на полном ходу, отчего из выхлопных труб судна выбивало метровые факелы.

«Совсем топливо не бережет», – подумал Рик, глядя на это сквозь мелькания рук и шляп возбужденных контрабандистов.

Вскоре темноту распороли новые трассеры, которые послал очередной «поморник». На скале замерли, ожидая, что и теперь катер постоит за себя, однако больше предупреждений сверху не последовало. Полыхнули факелы роторных пушек, и наперерез прыгающему по волнам катеру полились потоки ярко-синего пламени. Они ударили точно в цель, катер вспыхнул облаком искр, которые отнесло ветром на воду.

На скале молчали, не было слышно ни криков, ни рыданий. Многие из контрабандистов видели такое не в первый раз и частенько сами под огнем пушек прорывались к такому желанному континентальному побережью. Теперь не повезло еще одному. Посетители стали возвращаться, садясь на скрипучие стулья и глядя перед собой на недопитые «барбосы».

Дольше всех на скале оставался тот контрабандист, чей напарник был на том катере, но и он в конце концов вернулся на место и сразу получил множество предложений об угощении.

Рик тоже вернулся за свой стол, чтобы не спеша добить оставшуюся в седьмом «барбосе» сахеллу. Случившееся в море не произвело на него особого впечатления, он уже был слишком пьян. Зато этот бой хорошо лег в историю Турио с его шелком, контейнерами и большим наваром. В какой-то момент Рику показалось, что это они с Турио потерпели неудачу, а значит, партия шелка так и не достигла заказчика. Обидно.

– Обидно, – вслух произнес Рик.

Снова подул ветер. Теперь он пришел с востока, пробежав через весь остров и напитавшись множеством запахов. Рик вдыхал его и видел заросли разноцветных петуний в палисадниках, закопченные закусочные с извечной картошкой и рыбой, склад удобрений «Удо Лидберг» и даже общественный сортир напротив пивной на центральной улице. Как-то так получилось, что всего за три года Рик сросся с этим островом, и он казался ему ближе, чем континент, где его часто незаслуженно обижали, да и выпивка там была значительно дороже.