Известно, что восприятие социальных реалий какой-либо группой может значительно отличаться от реального устройства общества. Своеобразие этого взгляда зависит от многих причин: многочисленности группы, степени ее сплоченности, взаимоотношений с другими стратами, места на социальной лестнице и т.д.

Одним из самых существенных факторов менталитета джентри XV в. была локальность сознания. Исследователи проблемы подчеркивают, что практически все жизненные интересы этой социальной группы были сосредоточены в том графстве, в котором находились их земли.

В настоящее время в англоязычной историографии широко обсуждается проблема так называемого “country community” — что оно собой представляло, насколько влияло на жизнь джентри и, наконец, целесообразно ли вообще изучать сообщества джентри в рамках «их страны». Попытаемся ответить на эти вопросы с использованием эпистолярных комплексов Пастонов, Стоноров и Пламптонов.

Прежде всего, необходимо подчеркнуть, что используемый в данном случае вариант русского перевода термина “country” — «страна» является условным. Упомянутый термин может переводиться на русский язык и как «родина», «деревня», «округа», «графство». Однако исследование данных эпистолярных комплексов Стоноров, Пастонов и Пламптонов показало, что в словаре джентри второй половины XV в. слово “country” имело смысл, который не соответствует ни значению этого слова в английском языке конца XX — начала XXI в., ни содержанию любого из возможных вариантов его русского перевода. Соответственно, точный перевод упомянутого термина невозможен. Думается, русское слово «страна» более всего приближается к пониманию указанного термина, поскольку: во-первых, акцентирует внимание на внутренней сплоченности региональных сообществ джентри, и во-вторых, не несет столь мощной семантической нагрузки как понятия «родина», «деревня» или «графство». Попробуем очертить границы смыслового поля этого термина.

Следует заметить, что термин «наша страна» — “our country” — в эпистолярных комплексах Пастонов, Стоноров и Пламптонов и встречается, как правило, не один раз даже в самом коротком письме. Это обстоятельство лучше других свидетельствует о том, насколько большое значение «страна» играла в жизни джентри XV в.

Географические рамки «страны джентри» совпадали с границами графства. Например, в прокламации герцога Норфолка, адресованной жителям одноименного графства, понятия «наша страна» (в данном случае имеется в виду «страна Норфолк») и «графство» (earldom) употребляются практически как синонимы. Их смысловое отличие состояло в том, что «страной» эта территория называлась при обращении герцога к общественному мнению, а «графством» — при упоминании владельческих прав герцога Норфолка.

Пытаемся выяснить, как джентри воспринимали свой «мир». Прежде всего, «страна» представляла собой единое и относительно замкнутое информационное пространство, в котором на собственном диалекте циркулировала информация, имеющая лишь локальное значение, то есть слухи о рождениях, смертях, помолвках и т.п. Неслучайно, при передаче любой местной информации в письмах Пастонов, Стоноров и Пламптонов встречаются фразы вроде следующей: «В нашей стране говорят, что…».

Любопытно, что в письмах из Лондона, как правило, упоминается о том, где находится и что делает король и самые влиятельные лорды; в посланиях, составленных в графствах, в свою очередь, рассказывается, в каком имении в данный момент проживает и чем занимается тот или иной знакомый дворянин. Соответственно, местные новости для джентри имели почти такое же значение, как информация о местопребывании и действиях первых лиц государства.

Стоит отметить, что термин “country” представители провинциального дворянства употребляли в одной и той же форме для обозначения и территории графства, и его обитателей. Например, Клемент Пастон писал Джону Пастону старшему: «Страна всегда готова прийти и пешими, и конными, как только за ними пошлют»[8]. На современный русский язык эту несколько корявую фразу можно перевести так — «все, кто живет в стране, явятся по первому зову в пешем и конном строю». Фактически, термин “country” для джентри эпохи Войн Роз включал в себя не только земли графства, но и живущих на них людей.

Попробуем чуть более подробно рассмотреть второй — социальный — компонент понятия «страна». Думается, в данном случае полезно будет проанализировать контекст употребления слова «страна», а также часто встречающегося в эпистолярных комплексах Стоноров, Пастонов и Пламптонов словосочетания «вся страна» в его социальном смысле. Результаты этого анализа таковы. Если в письмах джентри речь идет о «стране» в ее «человеческом» измерении, дальнейшее перечисление, как правило, включает более или менее обширный список имен джентри.

В качестве наглядного примера можно привести письмо Ричарда Бингхама к Уильяму Пламптону. В нем, в частности, сказано: «Если и вы поступите так же, то мы, к облегчению Вашему и всей остальной страны (в данном случае имеется в виду — к облегчению остальных жителей графства), возьмем это дело на себя»[9].

Далее в письме перечислено пять фамилий, чьи обладатели принадлежали именно к той группе, которую современные историки обозначают термином джентри. Если же в письмах, принадлежащих перу представителей провинциального дворянства, говорится о лицах из других социальных страт, то к их имени прибавляются дополнения вроде следующих: «свитский такого-то», «держатель такого-то», или, наконец, «господин такого-то». Соответственно, употребляя словосочетание «вся страна (все люди страны)» джентри XV столетия имели в виду, прежде всего, других джентри того же графства.

Таким образом, семантические границы термина «страна» для провинциального дворянства эпохи Войн Роз были очерчены достаточно четко. Пространственный компонент термина замыкался рамками графства, а социальный ограничивался сообществом джентри.

Сплоченность джентри была тем сильнее, что все дворяне графства знали друг друга в лицо, а родословная соседа и детали его биографии были известны им почти также хорошо, как собственные.

Внутреннему единству «страны» в немалой степени содействовало то, что обратная связь с центральной властью осуществлялась через двух депутатов в Палате Общин. Эти депутаты с 1430 г. выбирались на общем собрании всех свободных землевладельцев, постоянно проживавших на территории графства и обладавших годовым доходом более чем в 40 шиллингов. Для того, чтобы стать одним из двух «рыцарей графства» с 1445 г. рыцарский титул был необязателен. Вполне достаточно было быть сквайром и джентльменом по рождению и иметь владения на территории своего «избирательного округа». Помимо вышеприведенной письменной нормы существовало и неписаное правило, гласившее, что депутату необходимо не просто владеть манором в графстве, но и постоянно проживать на его территории. Так, попытка герцогов Йорка и Норфолка провести в депутаты от Норфолка человека, не живущего там постоянно, вызвала следующую реакцию джентри графства: «Это поистине дьявольский прецедент для нашего графства, и то, что мои лорды Йорк и Норфолк поддерживают этого человека, не делает им чести». Следует заметить, что попытка эта окончилась неудачно — ставленник упомянутых влиятельных господ потерпел поражение на выборах.