А потом барс поднялся и неспешно пошел вдоль каменного откоса прямо к нему, и Генри вдруг понял, что дробный, стучащий звук, отдающийся у него в ушах, издают его собственные зубы.

Хуже быть уже не могло, но тут с нависшего над ними скалистого берега раздались осторожные хрустящие человеческие шаги – и страх полоснул Генри, как ножом. Охотники нашли его, сейчас заглянут под откос, и все. Остается только понять, кто убьет его раньше. Лучше бы зверь. Умереть от руки людей – слишком унизительно.

– Вот отличное место, – сказал один охотник. В тишине звук показался оглушительным. – Доставай бутерброды.

Такого слова Генри не знал. Может, это какое-то оружие людей? Он бесшумно перенес вес на одну ногу, приготовился сорваться с места, чтобы не умирать без драки, но ничего не произошло: на берегу было тихо. Потом послышались хруст и чавканье.

– Большой Патрик орал, что подстрелил чудище, так наши теперь по всему лесу разошлись и ищут. Следы потеряли, вот придурки!

Барс остановился и посмотрел наверх, словно тоже прислушивался к разговору. Почему он такой спокойный? Может, больной? Лед на скалах блестел, как стекло, а свет вокруг все время менял оттенок, и под ним все выглядело зыбким, ненадежным. Генри замер, прикусив перчатку, чтобы дышать потише.

– Короче, никто и не заметит, что нас нет. Хоть отдохнем от этой беготни. Если спросят, почему со всеми следы не искали, скажем, что решили проверить тут, у реки, очень внимательно искали, но… – охотник откусил от чего-то и начал шумно жевать, – не нашли. Понял, мордастый?

Генри непонимающе нахмурился. Он не мог вообще не оставить следов, почему они так плохо осмотрели место?

– Слушай, Хью, – сказал второй голос, густой и низкий – так бы, наверное, разговаривали медведи, если бы умели, – а вдруг он правда сюда побежал и сейчас бросится на нас?

– Да ладно, чудище же не совсем тупое! Где ему тут прятаться, не в русло реки же он полезет! Тут скользко, шею можно сломать!

– А если он правда туда залез?

– Ну ты и тупица! Патрик говорит, что руку ему прострелил. Вот если б я взял стрелу и воткнул тебе в руку, ты бы что делал?

– Я бы плакал. И кричал: «Помогите!»

– Вот именно! Любой бы так делал. А тут тихо, так что нету его, можем сидеть спокойно.

Барс еле слышно фыркнул. Генри широко раскрытыми глазами смотрел на него: чего он ждет? Звери не смотрят так долго, прежде чем задрать.

– А если он все-таки выскочит?

– Как же ты меня достал своими дурацкими вопросами! Если выскочит, я натяну свой могучий лук и влеплю ему стрелу промеж глаз. А потом еще одну в сердце, вот прям сюда!

– Хью, а я думал, что сердце слева.

– Потому что ты тупица! Короче, я бы утыкал его стрелами, как ежа иголками, а потом подошел и еще пнул пару раз, чтобы наверняка.

Барс сделал еще несколько шагов в сторону Генри – лапы вминались в тонкий снег без единого звука. Генри сжал зубы и выпрямился. И охотники, и зверь какие-то странные, так что рано сдаваться. Бледно-розовый свет волной прокатился по камням и сменился лиловым, и Генри коротким движением стянул со здоровой руки перчатку. Ему бы только прикоснуться к зверю. Тот, конечно, будет драться, охотники услышат, но вдруг отвлекутся на такую невиданную добычу? Это даст ему хоть пару секунд. Он сбежит. Он успеет. Дар его спасет – в третий раз за день.

– …В общем, до заката я отсюда ни ногой. Мы сидим в засаде, а остальные пусть носятся по лесу, если им так надо.

– А если папа вечером спросит, почему мы со всеми не бегали?

– Тогда мы вот что расскажем. Надо не так цветисто, как в прошлый раз, а то никто не поверит. Мы выследили чудище, залегли в засаде, и тут он выскочил прямо на нас. Так, что дальше… Он зарычал и бросился прямо на тебя, мордастый.

– А почему на меня?

– Ну, если на такого толстяка бросаться, точно не промахнешься! Словом, он вцепился зубами тебе в плечо, и тут я подскочил сзади и ударил… так, чем я его ударил? Поленом! А он кинулся на меня, и тогда я схватил факел и, размахивая им во все стороны, отогнал нелюдя, и тот заскулил и сбежал.

– Но, Хью, мы же не умеем огонь разжигать.

– Ой, не привязывайся к мелочам!

В той же непонятной, нелепой тишине барс подошел вплотную и уселся в шаге от Генри. Тот замер… Руку надо вытянуть быстрым, коротким движением, чтобы зверь не успел укусить, тянуть нечего, надо прямо сейчас, но что-то останавливало его.

Барс глядел на него таким странным взглядом – ясным, почти человеческим. Смотрел так, будто Генри – потерянный родич из его стаи. Этот взгляд напомнил Генри что-то смутное, хорошее, из самого дальнего угла памяти, что-то, чему он даже не знал названия. Генри смотрел в глаза стольким животным, но ни разу не видел ничего подобного. Он моргнул. Безумие какое-то. Стараясь не думать об острых звериных зубах, он медленно вытянул руку вперед, поднес ее так близко к морде, что почувствовал исходящее от шерсти тепло.

Но барс не отводил взгляда, и Генри не мог заставить себя прикоснуться.

– А если папа спросит, где след зубов, раз он меня в плечо укусил? – задумчиво сказал охотник с медвежьим голосом.

– Ладно, сейчас я тебя сам укушу, для достоверности. Подожди, бутерброд прожую. Ага, вот. Только не ори, а то все прибегут.

Над лесом рассыпался целый сноп красных огней, вспыхнул так ярко, что Генри в одно мгновение разглядел все: спокойную морду барса, блестящий лед, две тени охотников, длинные, черные, и Генри, сам не понимая, что с ним такое, медленно опустил руку. Барс еще пару секунд смотрел на него, а потом фыркнул и легко бросился вверх по откосу.

– Хью, да ты сильнее кусай, а то через куртку не чувствуется, – как ни в чем не бывало пробасил охотник – и осекся, словно подавился воздухом.

Генри полоснуло такой яростью, что он сам едва не задохнулся, – идиот, какую добычу упустил! Что с ним вообще такое, с чего он так размяк? Ну уж нет, он – лучший после отца охотник в этом лесу, и он догонит барса, покончит с ним, спрячет тушу под снегом, до заката побегает от охотников, а потом вернется и заберет добычу, и отец будет им доволен. Безумие – вести охоту, когда охотятся на тебя самого, ну и ладно. Да и вообще, нельзя сидеть тут весь день. Это против правил охоты. Людишкам нравится, когда он бежит от них, а не прячется.

И, не думая больше ни о чем, он подтянулся и вылез на берег реки.

Барс, видимо, был совсем не в себе – даже не сбежал. Охотники сидели, уставившись на него, один вцепился зубами другому в рукав и от страха, кажется, позабыл их разжать.

Потом они перевели взгляд на Генри и завопили так, что он едва не оглох, а барс наконец бросился по горе вниз, и Генри понесся за ним. Вдалеке пять или шесть голосов закричали: «Вот он, держите, ну!», вокруг посыпались стрелы – значит, другие охотники были уже недалеко.