Сравнивая правление отца и сына, князь Яков Долгоруков, хорошо помнивший времена Алексея Михайловича, говорил Петру I: «В ином отец твой, в ином ты больше хвалы и благодарения от нас достойны». Однако выделял при этом, что главная задача государя есть правосудие, а именно здесь — упрекал он реформатора — «отец твой более, нежели ты, сделал».

Петр этого, кстати, и не оспаривал, понимая правоту Долгорукова. Большую часть своего царствования реформатор правил с помощью устных приказов, записок и распоряжений, составленных на бегу, в горячке разнообразных дел. Письма заменяли законы, а исполнение поручалось не учреждениям, а доверенным лицам, наделявшимся в каждом конкретном случае особыми полномочиями.

Обязанности специалистов самых разных областей тогда чаще всего исполнял гвардейский офицер Преображенского или Семеновского полков, ему поручались то организация солеварения, то надзор за духовенством, то дипломатическая миссия за рубежом. Петровский гвардеец чем-то напоминал номенклатурного партийного работника советской эпохи, который мог руководить и ткацкой фабрикой, и банями, затем ведать балетом, а завершить карьеру послом где-нибудь в Африке.

Только после Полтавы Петр обратил свой взгляд на законотворчество. Эта наглядно отражено в «Полном собрании законов Российской империи»: за период с 1700 года по 1709-й в «Собрание» включено лишь 500 законодательных актов, за следующие десять лет — уже 1238 и почти столько же за последние пять лет правления Петра.

Его отец Алексей Михайлович не просто наводил порядок в запутанном правовом хозяйстве государства, но фактически создавал его заново, чтобы оно отвечало новым общественным потребностям. И делал это государь не келейно, а созвав Земский собор, причем это была еще более представительная встреча, чем та, где выбрали на царство Михаила Романова. Кстати, это характерная черта правления Алексея Михайловича: его позиция обычно оказывалась созвучной народным мыслям.

Новое Соборное уложение охватывало все сферы государственной жизни, а главное, было не просто «придумано», а основывалось на конкретных челобитных, то есть отвечало реальным требованиям времени. Иначе говоря, свои реформы — а при Алексее Михайловиче их было немало — этот государь начал очень грамотно: с правового фундамента. Вот и проходили затем преобразования в самых разных областях методично, без шума, скандалов и издержек петровских времен, когда реформа, наоборот, обрушилась на страну как снежный ком и не только принесла благотворные перемены, но и похоронила под собой немало ценного.

Так же взвешенно действовал Алексей Михайлович и в тяжкие для всех времена церковного раскола. Ключевский пишет:

Масса общества вместе с царем… принимали нововведение по долгу церковного послушания, но не сочувствовали нововводителю [Никону] за его отталкивающий характер и образ действий; сострадали жертвам его нетерпимости, но не могли одобрять непристойных выходок его исступленных противников…

Да и «окно в Европу» (кстати, почему не дверь?) начали рубить на Руси задолго до Петра. Целеустремленно занимался этим полезным делом и Алексей Михайлович, легко совмещавший в душе как искреннюю православную веру, так и почти детскую привязанность к новизне, шедшей с Запада. По мнению многих историков, да и современников, Алексей Михайлович был идеальным царем для своего времени. Известный ученый (как сказали бы сегодня, политолог) той поры хорват Юрий Крижанич, поступивший на русскую службу в 1659 году, искренне полагал, что «под благородным правлением» этого «благочестивого царя» Россия сможет наконец «стереть плесень древней дикости, научиться наукам, завести более похвальные отношения и достичь более счастливого состояния».

Интерес царя касался и серьезных вещей, и безделушек. Алексей Михайлович, бегавший в детстве в немецком костюмчике, став взрослым, уже отдавал приказ всем своим послам на Западе подробно описывать для него детали тамошнего придворного быта, все увиденные ими развлечения и праздники. Царь собственноручно составлял для русских послов записки, где указывалось, что в данный момент ему хотелось бы от них получить в первую очередь, например, «кружив, в каких ходит шпанский король» или «мастеров, чтоб птицы пели на деревах». Именно при этом царе разрослась Немецкая слобода, именно тогда русская аристократия начала строить себе уже каменные дома, украшать их на западный манер, наконец, даже ходить в театр.

Постановщиком первых театральных мистерий, показанных по распоряжению царя, стал пастор Иоганн Готфрид Грегори, а актерами были его ученики из Немецкой слободы. Грегори не являлся автором пьес, а просто обрабатывал для русского зрителя немецкий материал. Спектакли так понравились государю, что он приказал расширить труппу за счет русских. Учиться комедийному мастерству у пастора направили солидную группу в 26 человек. Домашний театр Артамона Матвеева, где играли уже не только иностранцы, но и дворовые слуги, также появился на свет не без влияния царя. Режиссером матвеевского театра был тот же Иоганн Готфрид Грегори, а декоратором, или, как тогда говорили, «перспективного письма мастером», Петр Инглес.

Как не без иронии заметил историк Сергей Соловьев, театральное училище возникло в Москве раньше академии.

Поначалу царь отваживался на все эти развлечения не без религиозной робости. Известно, что Алексей Михайлович советовался по поводу спектаклей со своим духовником. Тот, поразмыслив, зрелище все же одобрил, приведя в оправдание византийских императоров. В подмосковном селе Преображенском даже выстроили театр, где ставились пьесы на библейские сюжеты. Впрочем, эти спектакли ничуть не напоминали нравоучительные мистерии, а были чем-то вроде боевиков на религиозные темы. Там было много сцен, поражавших зрителя стрельбой, сражениями, жестокими казнями или, наоборот, комическими, даже балаганными эпизодами. За особенно понравившуюся царю комедию об Эсфири пастора Грегори даже щедро пожаловали соболями.

На вечерних пирах во дворце царь и гости гуляли уже под немецкую музыку, которую исполняли присланные по приказу государя из-за границы музыканты. Послам в те времена направлялись распоряжения привозить в Москву для царского двора лучших артистов, «способных на трубе танцы трубить». Иначе говоря, на самом деле задолго до знаменитых петровских «ассамблей» и появления Санкт-Петербурга московская элита не отказывала себе в удовольствии развлекаться так, как ей больше всего нравилось, то есть на западный манер. И при этом никто никому не портил настроения, насильно обрезая бороды.

Впрочем, поручения послам в ту пору шли, конечно, и серьезные. Именно при Алексее Михайловиче начинается последовательное обучение русских самому современному по тем временам военному делу. К 1630 году русская армия находится уже на полпути к регулярному строю. Между прочим, восстание Разина во времена Алексея Михайловича удалось подавить лишь благодаря обученным уже по-новому войскам, которые под Симбирском разгромили неорганизованные толпы сторонников атамана.

В 1632 году, когда русские попытались отбить у поляков Смоленск и двинули к городу свою армию в 32 тысячи человек, полторы тысячи из них являлись иностранными наемниками, а 13 тысяч русских уже прошли современную военную подготовку у зарубежных специалистов и были вооружены огнестрельным оружием. Неудача под Смоленском реорганизацию армии не остановила, а, наоборот, только подстегнула. В 1647 году на основе западных изданий уже печатается устав «Учение и хитрость ратного строения пехотных людей».