Дай бог, чтобы эти запоздалые военные приказы находились в пути; ему не терпелось начать новый поход. При этой мысли сердце у него забилось быстрее. Война и Брэд Селби с самого начала стали хорошими приятелями: он получал полное удовлетворение от любого служебного поручения, несмотря на проявленное упорство противника, отказывавшегося капитулировать после поражений. Поскольку завтрашний день означал новое прощание, Рина явно будет ждать его у себя после вечеринки. В такое время проявление страсти мужем-воином — неписаный закон, но Брэд не подчинялся никаким законам, которые противоречили бы его настроению в данный момент. Сегодня, несмотря на бурное красноречие в конце ужина, он не испытывал позыва снова овладеть женой. В данный момент он был больше настроен ненавидеть, чем любить.

Он считал, что когда-то любил Рину, особенно во время бурного ухаживания в Чарлстоне. Лорена казалась очаровательным миниатюрным существом, она была стройна как чистокровная кобылка и так же горяча, несмотря на сдержанность, если вывести ее из терпения. Лорена Роули была лучше, чем тоник, который он употреблял во время каникул в Каролине. Она приносила ощущение разнообразия после пышнотелых красоток, терявших сознание в его руках, от случая к случаю вторгавшихся в его спальню и уверенных, что он изберет одну из них в качестве хозяйки Селби.

Естественно, даже чистокровная кобылка должна реагировать на неприятности семейной жизни. Во время свадебного путешествия он брал свою жену, когда ему того хотелось, как бы невзначай или грубо, в зависимости от того, как повелевало настроение. И это тоже являлось частью свода его правил поведения: как же еще доказать, что он муж, владелец, а она лишь хрупкий сосуд? Когда она не оправдывала его ожиданий, он не обращал внимания на ее слабость. Послушание — вот все, что мужчина в действительности хотел от хорошо воспитанной жены, и, в конце концов, сына, который продолжит его род. Ожидая, пока Рина подчинится этим разумным требованиям, он охотно предавался развлечениям на стороне.

Как только оба устроились на плантации, он, не теряя времени, возобновил связь с одной любовницей в Новом Орлеане. Вторую женщину для развлечений он держал в Мобиле; бывая в Атланте, он всегда выбирал лучших девочек у мадам Жули. Вполне естественно во время охоты на лис или когда скверная погода не позволяла выехать из Селби, он плодил свою долю отпрысков с негритянками, следуя традиционному droit du seigneur[8]— обычаю, уважаемому с древних времен. Право же, не стоило прекращать такую приятную рутину лишь потому, что по брачному тотализатору ему досталась столь холодная жена.

Отдавая Рине должное, он видел, что ее обуревает глубокое чувство стыда из-за неспособности обеспечить Селби наследником. Во время нынешнего увольнения, он старался исправить это упущение. Не он виноват, что жена, которой очень хотелось зачать, оказалась бесплодной.

Слава богу, он нашел другие способы, как поддержать себя в хорошей форме, забыть раздражавшее его обстоятельство, что у них с Риной нет детей. Мало кто из офицеров его ранга мог бы сравниться с ним в храбрости. Он завоевал боевые почести в армии Северной Виргинии, у ручья Антиетам и при Геттисберге. Во время полуостровной кампании он во главе сотни отчаянных ребят совершил бросок через Чикахомини, чтобы создать угрозу штабу неприятеля. Как отмечалось в официальном рапорте, этот рейд убедил генерала Маклеллана, что его позиции непригодны для обороны, и принудил противника к отступлению… Брэд Селби столь высоко ценил самого себя (эту оценку его отец когда-то назвал монументальной), что упорно не признавал поражений ни в любви, ни на войне. Почему он должен сейчас поступиться своей гордостью и принять вызов, брошенный Риной за ужином? Он придумает, как более приятно завершить этот вечер.

Гулкий голос полковника Гамильтона перешел в откровенный, сильный храп. Герой Шило заснул на своем стуле, его борода плавно вздымалась, словно иглы ленивого дикобраза. Едва хозяин наклонился, чтобы забрать только что открытую бутылку, как Гамильтон вдруг взмахнул рукой, словно во сне пережил мгновение былой славы. Осторожно встав из-за стола, Брэд Селби зажал бутылку под мышкой и выскользнул из комнаты.

Выйдя на портик, он старался держаться подальше от ряда застекленных дверей, которые вели в первую половину длинной двойной гостиной.

Вечеринка Рины шла полным ходом: об этом свидетельствовали звонкие голоса. Осторожно заглянув внутрь и увидев, что Янси наконец-то присоединился к другим, Брэд не обнаружил желания оказаться среди них. Чего стоил один Квент Роули! А Квент и Дядя Док вместе составляли пару противников, на которых он больше не мог спокойно смотреть — по крайней мере, без двух дуэльных пистолетов и сознания, что он обладает полной свободой убрать их с дороги.

Ночной воздух ударил ему немного в голову. Остановившись в тени, он покачивался и поддерживал себя, облокотясь о ближайшую колонну. Он видел, что Янси говорит без умолку с Кэлом Ламбертом, тыча в лейтенанта пальцем, чтобы довести свои слова до его сознания. Когда врач плантации принимал в своей лечебнице непомерное количество бренди, он уже не мог держать язык за зубами. Сейчас он доказывал при помощи своей сумасшедшей логики, что Англия никогда не признает Конфедеративные Штаты Америки и что обещанное вмешательство мексиканского императора Максимилиана тоже плод фантазии — короче, эта освободительная война окончательно проиграна… Надо признать, в штабе все судачили, что Шерман безнадежно растянул линии снабжения во время взятия Атланты. Вторгшихся можно было бы раскромсать, стоило только прорвать эту линию. С учетом бездарности Гранта, проявленной в Виргинии, такого поражения было бы более чем достаточно, чтобы чаша весов качнулась в другую сторону.

На мгновение Брэду очень захотелось крикнуть, чтобы этот человек, подошедший к грани предательства, заткнулся. Этот парень был близкой родней Рины, и только по этой причине его терпели в Селби. Однако лояльность жены к прошлому должна иметь свои границы. Когда он вернется домой навсегда, то отправит старого идиота восвояси… «Сегодня, — угрюмо подумал он про себя, — Янси вполне может выиграть словесную дуэль у Ламберта».

Нетвердой походкой он спустился с портика, остановился у последней из застекленных дверей. Если не считать того места, где горела одинокая лампа, вторая половина гостиной погрузилась во мрак. Раздвижные двери, отделявшие ее от этой половины, были закрыты. «Еще один результат правления Рины», — подумал он: считалось непатриотичным напрасно жечь свечи в военное время, даже если фитили в ламповом стекле были пропущены через сало Селби… В дни судьи Большой Дом на вечеринках сиял, словно утреннее солнце. Если бы приказания отдавал сын судьи, сейчас каждая комната светилась бы точно так же.

В дальней стене отворилась дверь в кабинет судьи: вторая лампа в консоли, прикрепленной над П-образной полкой, осветила высокие книжные шкафы. После отъезда Брэда Рина сделала эту комнату своим личным пристанищем: здесь она хранила собственные записи о делах плантации. «Ей было бы поделом, — подумал Брэд, — если бы он вернул себе это святилище отца и устроился бы здесь до утра с тем, что осталось в бутылке». Поколения Селби спали внизу, не снимая сапог, когда винтовая лестница в фойе оказывалась слишком опасной для восхождения. Сегодня вечером хозяин дома последует этому обычаю.