В комнате, за приоткрытой дверью, у окна стоял высокий человек, с морщинистым лицом и совсем седой головой. Кожа его была настолько старой, что приобрела неприятный землистый цвет. Глаза, пронзительные, суровые, казавшиеся отсюда совсем черными, изучали, оценивали, испытывали. Мне стало совсем не по себе под этим колючим взглядом.

— Откуда? — спросил мужчина. Как-то странно, голос его совсем не подходил этой престарелой внешности. Звучал бодро.

— Из окрестностей Ностофа, брат Окул — один из монахов поклонился.

— Неоспоримо? — брат Окул снова скользнул по мне взглядом, а затем отвернулся к окну.

— Скорее нет, чем да…

— Как это? — раздраженно развернулся старик. — Ты можешь говорить яснее?

— Мы ощутили всплеск магии, но прошло время, прежде чем мы добрались до источника, — уже гораздо тверже ответил монах.

— Она занималась ведьмовством?

— На наших глазах нет, но Китон лишь на ней ощутил отблеск той самой магии. Это могло быть лишь тенью чужого колдовства, а могло быть ее собственным. Мы не стали рисковать, даже, несмотря на просьбу наместника Макгигона…

— Френсис Макгигон был в том доме? — лишь интонация выдала удивление в словах главы братства.

— Его сын — Арас. Он был там вместе со своими людьми и этой женщиной.

В комнате стало тихо, брат Окул еще внимательнее осмотрел меня, видимо взвешивая ту информацию, которую получил. Старик заложил руки за спину и медленно приблизился. От него даже пахло древностью.

— Что ты делала в доме, где использовалась магия? — спросил он.

Очень опасный вопрос. Рассказать правду — невозможно, это неминуемая смерть. Даже если я буду с пеной у рта доказывать, что обладаю лишь даром заглядывать в прошлое — для меня это конец. Любой маг, колдун, ведун или еще бог знает кто, занимающийся магией, или ее искоренением знает, что этот дар опасен.

— Ни о какой магии мне не ведомо, — я довольно долго молчала, поэтому голос прозвучал хрипло. — Наместник Макгигон взял меня с собой в дом, где произошло чудовищное убийство.

— И зачем ему понадобилась ты?

— Он желал мягко опросить девочку, которая стала свидетелем этого преступления. — Как же сложно выдумывать на ходу. Вместо того чтобы мечтать о звездах, мне следовало продумать свои ответы. В свою защиту могу сказать, что не надеялась на допрос. Думала, монахи сразу приступят к пыткам.

— Звучит, как полная чушь, — задумчиво проговорил Окул. Он некоторое время подумал, а потом добавил, — пусть пройдет испытание, там видно будет. Если она лжет, ее ждет смерть.

— А если нет? — осторожно поинтересовался монах.

— Не будем спешить. Сын наместника в последнее время не жалует братство и его слова становятся весомее при дворе. — Старик едва заметно скривился, похоже, он Араса тоже не любил. — Пока на этих землях правят Макгигоны, нам не стоит наступать им на горло.

Брат Окул махнул рукой, отсылая монахов, которые снова повели меня по коридору. Если я правильно все поняла, то если бы не имя наместника, меня могли убить мгновенно. Не хотелось признавать, но я была благодарна.

Меня поразила зловещая тишина, которая царила в крепости. На пути нам попадались монахи, но почти все они сохраняли безмолвие, а если беседовали, то очень тихо, почти шепотом. Возможно, именно по этой причине я так отчетливо слышала сейчас свое сердце, оно бухало в груди так громко, словно пыталось докричаться до меня, умоляя предпринять хоть что-нибудь в свою защиту.

Я оглядела большой круглый зал, в который меня привели. На стенах, как и везде, висели факелы. Окон здесь не было. По всей окружности зала, на высоте примерно в два моих роста, были пристроены небольшие балконы, в каждом из которых меня уже ждали служители братства. Брат Окул тоже был среди них. Видимо это главенствующие монахи. Будут следить за испытанием.

— Выйди в центр зала, — прошелестел один из них, чье лицо было скрыто в тени.

Вот он, тот самый момент истины. В горле пересохло настолько, что я подумала, что жажда вполне может стать моей погибелью. Тянуть смысла не было, я сделала то, что мне велели. Брат Окул жестом велел освободить мои руки. Вот какая ирония, они привели в свой унылый бастион женщину, которая, по их мнению, обладает неизвестной им магией, они совсем меня не знают, но не боятся. Я могла бы уничтожить их всех, по одному или разом, но они не выказывают признаков страха. Неужели все, что о них говорят, правда? Неужели они природой защищены от воздействия магии? Другого объяснения я не нахожу.

Пол под ногами задрожал, жуткий скрежет возвестил о том, что мое испытание начинается. Я прикрыла глаза и заставила себя глубоко вдохнуть, усмиряя трепещущее от страха сердце. Паника никому еще не помогала. Как бы ни было жутко, как бы ни было ужасающе, лишь в самообладании мое спасение. Открыв глаза, я поняла, что эти слова как никогда пришлись кстати. Не смогу сказать, как я умудрились подавить вопль, но рада, что мне это удалось.

Каменный пол сейчас выглядел совсем иначе. Огромный живой комок расползался в разные стороны, заставляя мои пальцы леденеть. Ядовитые змеи! Много ядовитых змей! Их гибкие тела, раскрашенные черными, желтыми и ярко- красными кольцами несли с собой смерть. Кровь застыла в жилах и вместе с ней застыла я. Любое мое движение способно спровоцировать нападение.

Я ненавижу змей, их вообще мало кто любит, они вызывают отвращение и потребность избегать встречи с ними. Мне не очень много о них известно, но вот эти смертоносные гадины — точно привезены сюда издалека, а точнее с моей родины. Этот вид редко нападет на человека, но их яд приносит пытку, убивает медленно, мучительно. В Мираносе можно найти змей, способных умертвить за считанные минуты. Я подняла глаза к балконам. Брат Окул сосредоточенно наблюдал за мной и моей реакцией. Чего он ждет?

Шипение снова приковало мой взгляд к полу. Основная масса копошилась чуть поодаль, но несколько змей с разных сторон приближались ко мне. Каждый мой нерв, каждый мускул напрягся. Моя сила трепыхалась внутри, готовая встать на защиту. Вот чего ждали монахи. Инстинкт самосохранения должен вынудить мага проявить свою силу. В самый ответственный момент, думаю, в момент нападения змеи, все проходившие испытание выдавали себя. Контролировать это почти невозможно. Мы все боимся смерти и так или иначе защищаем себя перед ее лицом. Ком подкатил к горлу. А что если и я не смогу? Что если выдам себя? У меня есть одно, но очень незначительное преимущество — я шесть лет подавляла свою магию. Шесть долгих лет, я пользовалась лишь даром вторгаться в прошлое, даром, который требует усилий, который нужно вызывать. Все ведьмы, колдуны и чародеи которых я знаю, не способны отречься от силы, не могут не пользоваться своими дарами. Это наша суть, это наша жизнь. Я другое дело. Меня пугало не только братство, но кое — что похуже.

Сейчас передо мной стоял выбор — либо проявить силу и погибнуть наверняка, либо позволить змеям кусать меня и погибнуть мучительно, но позже. Сколько было тех, кто стоял перед этим выбором до меня? Где они сейчас?