Сначала мои подошвы ощущают легчайшую вибрацию. Потом нечто странное творится с забетонированным полом. Он приходит в движение на небольшой площади, в круге диаметром около двух футов… Тьфу, сам не заметил, как перешел на местные меры длины, поболтав на английском с Лопатой… Короче, диаметр круга немногим более полуметра. Частицы бетона в нем обретают непонятную подвижность, приходят в движение, затем осыпаются куда-то. Обнажается металлическая арматурная сетка, а под ней – ведущий вниз провал и припорошенный серым Жукер.

Через пару минут мы слушаем рассказ нашего жукоглазика, извлеченного наверх и отчищенного от бетонной пыли. Вернее, «слушаем» – это сказано фигурально, наши уши в процессе не задействованы.

Человеческого в Жукере мало. Человеческим, по большому счету, можно признать лишь сознание да еще факт рождения от родителей-людей. А так любой зоолог, не сомневаясь ни секунды, запишет упакованное в хитиновую броню существо в класс насекомых.

Нашу речь насекомообразный мутант слышит плохо, ушей в нашем понимании у него нет, зато он очень хорошо воспринимает вибрации всей поверхностью тела. Обычно делу помогала небольшая коробочка, крепившаяся к панцирю и преобразовывавшая нашу речь в нечто, более понятное Жукеру. Но в сегодняшних его подземных скитаниях коробочка-транслятор утратилась, а запасной не нашлось.

Свои же мысли Жукер выражает при помощи длинных гибких усиков-антенн, для них в Виварии разработали слоговую азбуку наподобие языка глухонемых… В нашем путешествии по питерской Зоне Жукер пострадал, одна из антенн обломилась, но на связности его речи это никак не отразилось, усики движутся синхронно. А при следующей линьке утраченная деталь жукообразного организма восстановится.

Общение наше сейчас происходит довольно заковыристым способом. Жукер рассказывает, энергично двигая усиками, я перевожу для отца, жучиным языком не владеющего. А мои вопросы Жукеру переводит, положив лапу на его головогрудь, Лия-Тигренок, отозванная с поста у черного хода. С механикой последнего процесса я не знаком, его придумали и опробовали в Виварии уже после эвакуации. Не знаю даже, механические колебания транслирует Лия или легчайшие электроимпульсы… Мои способности не позволяют определять слабенькие токи человеческого организма и воздействовать на них.

Выясняется: когда началась стрельба, Жукер спрятался от нее под лентой транспортера. Укрытие было ненадежным, лента от шальных пуль защитить не могла, к тому же отыскали бы охранники Жукера по окончании суматохи очень быстро.

Пробиться к складу, как остальные, медлительный и неуклюжий Жукер не надеялся. И использовал для спасения свое главное аномальное свойство.

Состоит оно в том, что жукообразный мутант меняет вязкость среды перед собой. Меняет настолько, что грунт, даже окаменевший и слежавшийся, размягчается, приобретает свойство, именуемое сверхтекучестью, – то самое свойство, из-за которого гибнут люди в зыбучих песках.

Жукер в образовавшейся его трудами сверхтекучей почве не гибнет, не тонет… Он в ней перемещается, как подводная лодка. Вернее, в нашем случае – как подземная. Грунт за ним смыкается, сверхтекучесть теряет, но прежним спрессованным монолитом быть перестает…

Уникальное виброполе, размягчающее любую сыпучую породу, генерируют твердые щитки-пластинки, которыми покрыто всё тело. Кроме того, наружный хитиновый скелет защищает Жукера от давления почвы на глубине.

В общем, человекожук заглубился и начал рыть ход в направлении склада, а позже скорректировал траекторию, ориентируясь на колебания, передававшиеся почве от наших передвижений здесь, внутри. И не промахнулся, поднялся наверх буквально у нас под ногами. Вот и все…

Все, да не все. Оказывается, в своем подземном путешествии Жукер обнаружил обширную и протяженную пустоту. Проще говоря, туннель. Или подземный ход. Однажды в своих горнопроходческих работах он уже разрушил свод туннеля под Садовой, сверзился туда, заполучил контузию… Так что теперь работает с осторожностью, тщательно сканируя породы перед собой, чтобы снова куда-нибудь не свалиться. И уверен: никакой ошибки нет. Самый настоящий туннель.

Возможно, в мальчишеские годы я был не столь уж наблюдательным. Или подземные коммуникации проложены здесь уже в новейшие времена? Либо Жукер натолкнулся на старую штольню… Шахты в районе Хармонта когда-то были, но пласты оказались скудные и иссякли в такие давние времена, что никто уже толком не помнит, что здесь добывали.

Дежавю, притихшее во время переговоров, охватывает меня с новой силой. Туннель… и мы по нему отсюда уйдем… а на выходе меня встретит Горгона… почему бы и нет, по последним данным, она околачивается где-то поблизости от владений своего папаши…

Спохватываюсь и замечаю, что пауза затянулась, все вопросительно смотрят на меня. А время-то тикает, и час, отпущенный нам Лопатой, истечет очень быстро.

– Проложи ход к этому туннелю, – командую я Жукеру. – Только чистый, чтобы все смогли пролезть.

Потом вспоминаю, что «бомбарда» Жукера сейчас бесполезна, ему теперь пару недель надо восстанавливать запас активных веществ для нее, все израсходовал на Неве, во время нашего эпического бегства от «черных пантер». И вношу коррективу:

– Прокопай наклонно, по прямой, без изгибов. Чтобы вся размельченная порода ушла вниз.

Тигренок переводит, не глядя на меня, уставившись куда-то в угол.

* * *

Я всегда считал, что времена религиозных расколов, ересей и войн за веру давно и безвозвратно миновали, по крайней мере в нашем цивилизованном обществе. Церкви, религии и секты борются, конечно, но бескровно и лишь за кошельки верующих. Без аутодафе и крестовых походов.

Считал – и прозевал ересь, зародившуюся в нашем коллективе, созревшую и вылившуюся в религиозный раскол.

Дело в том, что в колонии мутантов, обосновавшейся на Новой Голландии, возникло нечто вроде доморощенной религии.

Доктрины своего вероучения звероиды мне не сообщали, в мессах и прочих обрядах участвовать не приглашали и вообще никак на свободу моей совести не покушались. Но я знал, что Хармонт в той религии – потерянный Эдем, земля обетованная с молочными реками и кисельными берегами…

Неудивительно. До наших дней в Виварии дожили лишь трое или четверо «детей сталкеров», бежавших из Хармонта, – из самых младших, мало что запомнивших по малолетству. А ранние детские воспоминания всегда окрашены в розовый цвет.

Попасть в Хармонтский Рай, как растолковал мне Сэмми-Волдырь, лидер мутантской колонии, можно лишь после смерти, да и то при условии жесткого соблюдения ряда заповедей.

Когда на Новую Голландию заявился Питер Пэн и предложил попасть в Эдем напрямую и при жизни, недостатка в добровольцах не было. Желающих нашлось больше, чем нужно, пришлось отбирать кандидатов на конкурсной основе…

Сложилось все удачно, но у этой медали имелась и оборотная сторона. Проявилась она именно сейчас: ну, вот мы в Хармонте, в Эдеме – и где молочные реки? Кисельные берега где? Ничего даже отдаленно похожего, и херувимы с серафимами какие-то не благостные, так и норовят нашпиговать свинцом… И наступил кризис религиозного сознания. До чего же не вовремя.