— Синьор Никколо Монтана? — улыбнулась герцогиня Старому Никколо.

В голосе ее не было и намека на нетерпение, звучало одно величие. «Нет, — подумал про себя Тонино, — просто я начитался всякой всячины». Пристыженный, он наблюдал, как Старый Никколо поклонился герцогине и стал их всех представлять. Герцогиня милостиво кивала. Затем повернулась к Петрокки:

— Синьор Гвидо Петрокки?

Рыжебородый поклонился в грубой, резкой манере. Ничего похожего на светскость Старого Никколо.

— Точно так, ваша светлость. Со мной мой двоюродный брат, доктор Луиджи Петрокки, моя старшая дочь Рената и младшая, Анджелика.

Паоло и Тонино уставились на младшую, разглядывая ее от выпуклого лба до тонких белых ног. Значит, вот она, Анджелика. Она вовсе не выглядела способной учинить какую-то пакость или что-то интересное.

— Полагаю, вам понятно, почему… Красная портьера опять отлетела в сторону.

Тучный мужчина, очень возбужденный на вид, наклонив голову, шагнул к герцогине и схватил ее за рукав:

— Вы непременно должны это видеть, Лукреция! Декорации — сплошной восторг!

Герцогиня повернулась, как, возможно, повернулась бы статуя, — всем корпусом. Брови ее поднялись выше некуда, губы сжались еще крепче.

— Милорд герцог![1]— воскликнула она леденящим тоном.

Тонино уставился на толстяка. Сейчас на нем был немного потертый зеленый бархатный кафтан с большими медными пуговицами. Все остальное полностью совпадало с огромным Мистером-Блистером, который тогда на Корсо мешал представлению Панча и Джуди. Значит, это был-таки герцог Капронский. И ледяной тон герцогини нисколько его не окоротил.

— Вы должны на это посмотреть! — заявил он в состоянии крайнего возбуждения, таща ее за рукав. Он повернулся к Монтана и Петрокки, словно ожидая, что они помогут ему с герцогиней, но тут, видимо, до него дошло, что это вовсе не придворные. — Вы кто?

— Это, — сказала герцогиня (брови ее были все еще высоко подняты, голос выражал терпение), — это Петрокки и Монтана. Они ждут ваших приказаний, милорд.

Герцог ударил себя по лбу широкой, явно влажной ладонью.

— А, будь оно неладно! Так это же наши чудодеи. Мастера заклинаний. Я как раз собирался за вами послать! Значит, вы пришли по поводу этого колдуна, что вонзил свой нож в Капрону? — обратился он к Старому Никколо.

— Милорд! — произнесла герцогиня с каменным лицом.

Но герцог уже оставил ее и, весь светясь и сияя, подлетел к семейству Петрокки. Он крепко пожал руку Гвидо и руку Ренаты. Затем, повернувшись кругом, проделал то же самое со Старым Никколо и Паоло. Паоло тайком вытер руку о штаны, едва лишь герцог отпустил ее.

— Говорят, молодежь у вас такая же умная, как старики, — восторженно трещал герцог. — Потрясающие семьи! Именно такие люди мне нужны. Для моей пьесы, для моей пантомимы. Мы ставим ее здесь на Рождество, и я включил бы в нее два-три настоящих театральных эффекта.

Герцогиня испустила глубокий вздох. Паоло взглянул на ее каменное лицо и подумал, что, должно быть, нелегко иметь дело с таким мужем, как герцог.

А герцог уже наступал на Доменико.

— Вы можете устроить полет ангелов, играющих на трубах? — с жаром спросил он.

Доменико поперхнулся, сглотнул и выдавил из себя слово «иллюзия».

— О, превосходно! — бросил герцог и повернулся к Анджелике Петрокки. — Вам понравится моя коллекция Панчей и Джуди, — сказал он. — Их у меня сотни!

— Как интересно, — надменно обронила Анджелика.

— Милорд, — сказала герцогиня, — эти добрые люди пришли сюда вовсе не затем, чтобы говорить о театре.

— Да? Возможно, возможно, — отозвался герцог, нетерпеливо взмахнув своей широкой рукой. — Но раз уж они здесь, могу же я спросить их и об этом. А? Или не могу? — сказал он, наступая на Старого Никколо.

Старый Никколо проявил исключительное присутствие духа.

— Конечно, ваша светлость. О чем речь? После того как мы обсудим государственные дела, ради чего сюда пришли, мы с радостью примем от вас заказ на любые театральные эффекты, какие только пожелаете.

— И мы тоже, — вставил Гвидо Петрокки, метнув мрачный взгляд поверх головы Старого Никколо.

Герцогиня милостиво улыбнулась Старому Никколо за поддержку, отчего Старый Гвидо стал мрачнее тучи и остановил на герцоге многозначительный взгляд.

Тут до герцога, видимо, кое-что наконец дошло.

— Да-да, — спохватился он. — Займемся лучше делами. Обстоятельства, видите ли, таковы…

— Стол с закусками, — прервала его герцогиня, улыбаясь своей неизменно любезной улыбкой, — накрыт в малом конференц-зале. Если вы и взрослые соблаговолите перейти для беседы туда, я устрою что-нибудь здесь для детей.

Гвидо Петрокки увидел шанс поквитаться со Старым Никколо.

— Ваша светлость, — гаркнул он, — мои дочери душой и телом преданы Капроне. Как и все остальные члены моего дома. У меня нет от них секретов.

Герцог одарил его лучезарной улыбкой:

— И это прекрасно! Но им будет не так скучно, если они останутся здесь.

И сразу все, кроме Паоло, Тонино и двух девчонок Петрокки, стали скопом протискиваться через дверь за красной портьерой.

— Знаете что, — обернулся герцог, сияя, — вы непременно должны прийти на мою пантомиму. Все, все. Она вам понравится! Я отправлю вам билеты. Идемте, Лукреция!

Четверка детей осталась стоять под потолком со сражающимися ангелами.

Мгновение спустя девочки Петрокки прошагали к стоящим у стены стульям и сели. Паоло и Тонино переглянулись и, промаршировав к противоположной стороне комнаты, уселись там. На безопасном расстоянии. Оттуда девчонки Петрокки казались темными кляксами с тонкими белыми ногами и чем-то вроде воздушных шаров на месте головы.

— Жаль, не взял с собой что-нибудь почитать, — сказал Тонино.

Они сидели, зацепившись каблуками за нижнюю перекладину стула и пытаясь быть терпеливыми.

— Я думаю, герцогиня все равно что святая, — сказал Паоло. — Нужно быть святой, чтобы быть столь терпеливой с герцогом.

Тонино удивило, что Паоло так думает. Да, конечно, герцог вел себя не совсем по-герцогски, а герцогиня была герцогиней до кончиков ногтей. Но он не был уверен, что то, как она всем показывала свое терпение, так уж хорошо.

— Мама тоже, бывает, расходится, — возразил он, — и отец при этом ничего, на дыбы не становится. Наоборот, выглядит менее озабоченным.

— Отец не герцогиня, — заметил Паоло. Тонино не стал возражать, потому что в эту минуту появились два лакея, которые толкали перед собой столик на колесиках. В высшей степени привлекательный столик! Тонино даже рот разинул: столько пирожных сразу он не видел никогда в жизни.