Если кто-то читает эти страницы, он может подумать, что я интересничаю. Или, ещё хуже, что я сам себе морочу голову, ищу «странности» просто от скуки. Я это понимаю. Я это сам себе говорю…

Но только…

Я кого-то увидел.

(Или подумал, что кого-то увидел?)

Я облазил развалины и не обнаружил ничего нового по сравнению с прошлым разом – разве что место, которое использовали как туалет, с засохшими какашками и грязными салфетками, – но, когда я уже собирался покинуть здание, я заметил силуэт, стремительно промелькнувший там, где не было крыши. Сердце заколотилось, и я замер, словно пригвождённый к месту. Я крикнул: «Кто здесь?» Никакого ответа. Когда ко мне вернулась способность двигаться, я пошёл вперёд и снова крикнул; я старался кричать громче, но голос мой заглох, словно поглощённый лесом. Я вспомнил свой кошмар про тесный ящик и подумал, что сейчас упаду в обморок. Крикнул в третий раз – ничего. Дрожа от страха, я снова обошёл развалину – ничего… Должно быть, почудилось… А может, это кто-то, кто как раз зашёл сюда по делишкам? Застеснялся, что его застанут, и убежал, поспешно натянув штаны?

Так или иначе, я рассказываю это, чтобы успокоиться.

Это был просто случайный прохожий. Просто прохожий.

Поговорить не с кем – я точно начинаю бредить. Конечно, я никогда не знал одиночества. Я только рассмеялся, когда получил эту тетрадь, но хорошо, что она у меня есть. Я беспокоюсь за Жанну, но с тех пор, как мы приехали сюда, я тоже разговариваю сам с собой. Правда, нечасто… но тем не менее… Может быть, я начинаю сходить с ума? Мне не сильно хочется, чтобы начались занятия – в новом месте, где всё придётся начинать заново, – но, может быть, школьный режим пойдёт мне на пользу? Может быть, я перестану волноваться по пустякам, видеть зло повсюду, считать свою сестру странной, а дом – наводящим ужас?

Протянуть ещё месяц. Никогда ещё лето, которое я так люблю, не казалось мне таким долгим… Вечным.

Среда, 19 июля 2017 г.,

4 часа 22 минуты.

Бессонница.

И снова Жанна, и снова в три часа.

На этот раз я прибежал первым. Вечером папа с Софи малость не рассчитали свои силы с вином перед сном. У них такое иногда бывает, я понимаю, мне же не четыре годика. Может, их уже достал этот разгром в гостиной? Что касается меня, то я рад, что этой жуткой комнатой нельзя пользоваться, это даёт мне передышку.

Сестра опять вопила как одержимая. Но как только я зажёг свет, сразу умолкла.

Она была не в кровати, как в прошлые разы, а растянулась на полу. Можно было подумать, что она мёртвая. У меня аж кровь застыла в жилах.

– Детёныш, ну в чём дело-то?

Конечно, она не ответила. Страшно было видеть, как она лежит, прижавшись ухом к паркету, с широко раскрытыми глазами – взгляд неподвижный, туманный, бессмысленный. Я подошёл и поднял её силой. Это было неправильно – я слышал, что лунатиков нельзя будить резко. Но в тот момент я не рассуждал, я слишком волновался.

Наконец она проснулась и села.

– Жанна, в чём дело?

Она взглянула на меня. Глаза, снова ставшие её глазами – огромными и голубыми, – были полны слёз.

– Она хотела, чтобы я её послушала, – прошептала она трясущимися губами.

– Кто? Ты о ком?

– Полина…

Я порылся в памяти. Но ничего не вспомнил и спросил как можно мягче:

– Кто такая Полина, детёныш?

– Моя подружка.

Я не помнил никакой Полины в Бельвиле. Конечно, я не знал всех детишек в садике, но это имя мне ничего не говорило.

– Твоя подружка? Откуда она?

Жанна упрямо молчала. Я видел, что она прижимает к себе куклу, свою любимую куклу, с лицом, очень похожим на живое, и с тряпочным телом. Её подарила на двухлетие тётушка Агата, и Жанна с этой куклой не расставалась. Она называла её «Малышка», она для неё малышка, как сама Жанна малышка для меня. Я вспомнил, что был её старшим братом…

Тут в комнату вошла Софи, почти спящая, растрёпанная, с полузакрытыми глазами.

– Что случилось?

– Ей снился кошмар. Опять…

– Ох, – пробормотала мачеха, – спасибо, Мало. Иди спать. Не нравится мне это.

Я послушался, но заснуть не мог. Я ворочался-ворочался и отказался от попыток уснуть. Зажёг свет – и вот я пишу.

Я пишу, чтобы не заплакать. Или не биться головой о стену.

И в Париже у меня были проблемы. В колледже были недруги. Поскольку иногда случались теракты, я порой испытывал страх: в метро, на вокзале, в торговом центре – когда в одном месте было слишком много людей. Но это другое. Здесь нападение террористов маловероятно, а мои недруги далеко, разъехались по всей Франции на каникулы. В любом случае я их больше никогда не увижу.

Здесь страх другой. В каком-то смысле даже хуже, поскольку у него вроде бы нет причины. Что может случиться со мной в этой глуши? Самая большая опасность здесь – это лесной пожар.

Уже горит, что ли?

Нет.

Так чего же я так боюсь?

Может быть, это оттого, что я пролистал альбом для рисования, огромный розовый альбом, где видно было «художественное развитие» моей сестры начиная с самого раннего детства? Сперва это были просто разноцветные каракули. Потом появились человечки из палочек, с маленькой головой и огромными руками. Через несколько страниц – наоборот: существа с головой гидроцефала и крошечными пальчиками. Ещё дальше – домики-кубики, пышные деревья, цвета уже лучше подобраны. Солнышки. Автомобили, конечно же, – Жанна очень любила машины и постоянно говорила, что, когда вырастет, будет водителем грузовика. И, конечно, замки и принцессы.

А потом… мы приехали сюда.

Изменения очевидные и пугающие. Качественно это явный шаг назад. Люди уже совсем не похожи на людей, это скорее тени. Из цветов она использует только чёрный, коричневый и красный.

Линии неуверенные, как будто рука дрожала. Рисуя акварелью, она добавляла слишком много воды, и страницы потемнели и покоробились, как дерево. Мне страшно, потому что, листая альбом, я понял, что у Жанны были такие же предчувствия, как у меня.

Не говоря уже о том, что последние листы попросту выдраны.

Среда, 19 июля 2017 г.,

10 часов 42 минуты.

Погода переменчивая.

В кухне папа как раз пил кофе. Я встал перед ним, подбоченившись, стараясь выглядеть «взрослым».

– Мне кажется, у нас проблема!

Он взглянул на меня снизу вверх. Под глазами синяки, вид действительно больной.

– То есть?

– Ты слышал про Полину?

– Ах, это…