Хотя дождь не предвиделся, Коробейникова прихватила с собой старенький зонтик, и так, с дамской сумочкой через плечо и зонтиком под мышкой проскочила сперва мимо открытых настежь ворот колхозного рынка, а затем каким-то несусветным, заставленным металлическими гаражами и переполненными мусорными баками, переулком — прямиком на проспект Ленина. Напротив, во всю ширь единственной в городе высотки развернулся новый рекламный щит: «Страховая компания АСКО — первая и последняя цель вашей жизни!»

— Ишь ты — первая и последняя! — испуганно, как от наваждения, отмахнулась Надежда Викторовна. — А зарплата?

Она презрительно прищурилась, но было уже поздно: приторный яд рекламы проник в ее сердце и мозг и пропитал их насквозь.

— А че, — болезненно скривилась Коробейникова, — конечно, первая и последняя! Причем тут зарплата?!

Осталось придумать, что бы такое застраховать. Но как не вглядывалась Надежда Викторовна в свою немудрящую жизнь, ничего достойного страхования она не обнаружила. Разве что — саму жизнь! Как сделал это, один бедняга в каком-то иностранном романе. Но чтобы это сделать, нужно было, как минимум сперва получить зарплату! А кто ж ей ее даст, если весь ее ордена Ленина танковый завод уже третий год трудится за интерес, а недавно Горбачеву доложили, что от золотого запаса страны не осталось даже золотой пыли!

В растерянности Коробейникова остановилась и жалобно посмотрела на небо в ожидании благой вести, но небо было по-прежнему безоблачно, и значит, зонтик подмышкой был по-прежнему не нужен.

— Скажите пожалуйста! — отчаянно тряхнула головой сбитая с толку женщина и со злости нажала на кнопку зонтика, который тут же с оглушительным треском раскрылся. — Да что же это такое! Ведь если мне нечего застраховать в этой проклятой АСКО, значит и жить совешенно незачем! Но это же…

От непереносимой обиды Надежда Викторовна бросилась в подземный переход, но на третьей же ступеньке зацепила раскрытым зонтиком проходящего мимо пешехода, выпустила из рук зонт и все быстрей и быстрей, едва касаясь скользких мраморных ступенек, понеслась вниз.

Еще на середине лестницы она уже отчетливо представила себе, как в последний момент, зацепившись ногой за ногу, рухнет на шершавый заплеваный кафельный пол, проедет по нему пару метров, разрывая в клочья колени, руки, лицо и… что? И все! Цель достигнута: первая и, скорее всего, последняя! И даже без всякой страховки. Больше спешить будет некуда, и незачем завтра идти в суд за зарплатой. Дальше все за нее будут делать другие! И какая-нибудь бабка, которую Надежда Викторовна увидела особенно ясно, склонившись над ней прошамкает беззубым ртом:

— Эх, как тебя Господь-то… приземлил! Безнадегу-то!

Очевидно Надежда Викторовна была хреновой провидицей, потому что пересчитав все мраморные ступеньки сверху донизу, она не пропахала холодный кафельный пол, а уткнулась носом во что-то упругое и теплое.

Еще не успев поверить в чудесное спасение, она услышала над собой голос, подобный камнепаду в горах:

— Че ж это ты, жэнщина, с утра на головы людям падаишь, а? Паастарожней нада! Чужие лестницы круты, да?!

И такой голос и слова после всего, что случилось, не могли принадлежать простому смертному, и, от природы скромная безбожница, Надежда Викторовна от ужаса начала медленно оседать вниз. Но тут же почувствовала, что даже упасть в обморок ей вряд ли удастся: чьи-то страшные руки крепко удерживали ее на весу. Едва касаясь кончиками носков пола, Коробейникова полностью отдалась во власть Всевышнего.

Потом ее слегка встряхнули, взлохматили, и, наверное, дали бы пинка под зад — и все это безусловно пошло бы ей на пользу — но в последний момент она окончательно пришла в себя и увидела, что стоит у столика с лотерейными билетами, а руки, облапившие ее, принадлежат продавцу этих билетов — то есть лицу явно кавказкой национальности, с шестигранным, как огромная гайка, золотым перстнем-печаткой, как будто навинченным на толстенный, похожий на болт, палец. Такой же толщины золотая цепь болталась на загорелой, масляной шее.

Зубы «лица» тоже были сплошь золотые и сверкали, словно надраеный морской колокол. «Лицо» добродушно скалило свои драгоценные зубы, каждый их которых был раз в десять дороже ее месячной зарплаты, и очень может быть, из бесследно исчезнувшего золотого запаса страны.

— Ну че, дэушка-красавица, — ласково потрепал ее по щеке золотой самородок, — раз уж на меня упала, купи билэтик на счастье!

Надежда Викторовна огляделась по сторонам. Подземный переход был так плотно забит людьми, что они казались неподвижными. Недавно появившиеся кооперативные киоски, с массивными металлическими решетками и крохотными окошечками вместо прилавка несмотря на импортные наклейки и прочую разноцветную мишуру смотелись мрачно, по-тюремному устрашающе.

Случалось, что по ночам в окошко вместо денежки влезал холодный ствол пистолета или обреза. А киоски особо непокорных кооперативщиков неизвестные в масках и без обливали бензином и поджигали, иногда прямо на глазах изумленой публики. Но кооперативщики не сдавались и всем смертям назло круглосуточно торговали самым лучшим заменителем традиционного продовольствия — сникерсом и подозрительного цвета и вкуса «фирменной» водкой и джином. А бывало, что навстречу стволу рэкетира из окошка точно такой же ствол открывал огонь без предупреждения.

Рядом с лотерейными билетами не очень молодой поэт продавал «самиздат» — крошечный сборник стихов под интригующим названием «Время есть!». Все, что касалось еды, людей интересовало сугубо, сборник шел хорошо.

Почти прижатый к стене паренек, пытался на одной ноге танцевать брейк. На стене углем, масляной краской, мелом и чем-то очень похожим на кровь были запечатлены мысли и чувства граждан перестроечной эпохи. От «Коммуняков к ответу!» до «Бей жидов — спасай…» — дальше неразборчиво.

Следы чьих-то голых ног по стенке перебирались на потолок, пересекали переход и исчезали как призраки.

— Скажите пожжалуйста! — нервно улыбнулась Коробейникова, потихоньку высвобождаясь из дружеских объятий. — Купить у вас лотерейку? Но я никогда не покупаю лотерейных билетов!

— Пачаму? — искренне удивился продавец. — Может, ты чем бална? Или вэра не позваляет? Вэра, Надэжда, Либовь,! Да? А как же ты тогда узнаешь, счастливая ты дурочка, или так? Слушай, на рупь седня не выпьишь и не закусишь, а вдруг ты выиграшь автамабиль, а? Представляшь, за рупь — автамаобиль!

— А если я проиграю! — возмутилась Надежда Викторовна.

Ее все больше бесила эта печатка, цепь, а главное, эти величиной с ноготь золотые зубы! Какая наглость в такое тяжелое для всей страны время иметь полный рот таких зубов!

— Нэ проиграшь! — мгновенно развеселилось «лицо». — Это — бэзпроиграшная лотерея! Два в одной! Слыхала? Праигрывашь ты — выигрыват гасударство! Ты — патрыотка или не патрыотка, в конце концов?!

— Я? — почему-то снова испугалась Надежда Викторовна и глубоко задумалась.