– Нет! Уже не желаю! Вы опоздали, Ванзаров! С вашей хваленой логикой и сообразительностью сели в лужу, опростоволосились, дали маху, проворонили, нет, хуже того – вы ошиблись! И теперь на вас несмываемое пятно позора! Был у нас в полиции единственный сыщик, не знавший поражений, да весь вышел. Все, конец. Раз не верите, что аппарат, который может натворить неисчислимые бедствия, существует, то и спросу с вас нет. Возвращайтесь в сыск, занимайтесь кражами в бакалейных лавках. Там вам самое место. А machina terroris будут искать другие, настоящие таланты. И с Божьей помощью сыщут… Все, более не задерживаю.

– Благодарю за откровенность, – сказал Ванзаров, поклонился и вышел.

Оставив дверь кабинета широко распахнутой, а чиновника Войтова в сомнениях: что-то не похоже, чтобы после обещания должности счастливчик вылетал в эдаком ледяном бешенстве. А различать эмоции Войтов умел. Все-таки в департаменте полиции служит, не в посудной лавке.

6

Екатерининский канал

Октябрь кончается. Не пройдет и двух недель, как каналы и речки столицы встанут во льду. А еще через недельку Нева оденется в белый панцирь. Сезон перевозок окончен. Уже такие волны, что на большую воду сунуться боязно, не то что пассажиров везти или поклажу.

Лодочник Портнягин привязал канат к причальному кольцу, вделанному в гранит канала, и с тоской подумал, что заработать до зимнего безделья уже не придется. Лодчонка его отслужила и этот год, с апреля таская на себе мелкие грузы и господ, желающих приятно провести время, качаясь на волнах. Да только платят мало, а речная полиция чуть что – требует патент. Откуда у Портнягина патенту взяться. Только и живет, что с мелкого извоза. Кому бочку перевезти, кому мешки с капустой. Мечтал построить большую лодку, чтобы под парусом катать веселые компании в Финском заливе. Там и заработок другой, и уважение. Да только мечты остались мечтами. Летом некогда, а зимой руки не доходят: то свою лодку законопатить, то приятелям с мелким ремонтом помочь.

По добру, Портнягину уже давно пора было браться за весла, плыть на Васильевский, вытаскивать лодку на берег и волочь в зимний сарай. Да только все надеялся заработать лишний рубль. Тут, на канале, о заработке и думать нечего. Кто захочет кататься по вонючей канаве, да еще в осеннюю непогодь. Умом Портнягин понимал, но еще на что-то надеялся. Как надеется русский человек на удачу, несмотря ни на что.

Ветер задул крепко. До печенок пробирает. И вода стоит низко, всю сдуло. Значит, скоро наводнение. Это уж обязательно. Портнягин оглянулся. Сверху на него смотрели гранитные блоки и чугунная решетка набережной. Ни одной живой души…

Все, кончилось терпение. Портнягин не спеша вставил весло в уключину и опустил в воду. Весло что-то задело. Как будто наткнулось. Портнягин перегнулся через край и увидел, что к лодке прибило темный куль, который качался на волне и подныривал. Наверное, ком старой одежды кто-то выбросил. Или глупая баба обронила в канал узелок.

Скорее из интереса Портнягин подпустил весло и подцепил куль снизу. Предмет оказался тяжеловатым, не давался. Лодочник ухмыльнулся: ишь ты, что за странность… И поднажал. Весло вошло глубоко в воду и подтолкнуло предмет к поверхности. Из воды показалось что-то продолговатое, большое, белесое с одного конца.

Портнягин как увидел, так отпрянул и весло выронил. Куль маленько ушел под воду, но отпускать лодку не пожелал, прицепился к ней, прижался, как родной.

Только этой беды не хватало…

Трясущимися руками Портнягин развязал канат на кольце, вставил правое весло и сильно оттолкнулся от набережной. А как лодка отошла, изо всех сил заработал веслами, чтобы скорее уйти от страшного места, чтобы никто не приметил. Уплывая все дальше, он видел, что куль держится под тонким покрывалом черной воды…

7

Литейный проспект, 4

Место было скромное, но сулило большие перспективы для молодого человека, мечтающего сделать юридическую карьеру. На сладкую вакансию нацелились несколько любящих отцов, желающих счастья для своего сыночка. Причем не просто желающих, а имеющих возможности подкрепить желание важными услугами.

Выбор предстояло делать без конкурса, а по личному желанию одного чрезвычайно серьезного господина. Следователь по особо важным делам Петербургского окружного суда Александр Васильевич Бурцов имел репутацию человека жесткого, строгого, прямого, энергичного, не расположенного к пустякам, а потому всегда добивающегося результата. То есть приговора, которого заслуживал преступник.

Несколько дней назад место его личного помощника и секретаря оказалось свободным. Любой отец, а тем более – мать, у которых сын окончил Училище правоведения или юридический факультет, спали и видели, чтобы их чадо попало в ежовые рукавицы Бурцова. Из них желторотые чижики вылетали потрепанными, но закаленными юристами. Лучшей школы для юношей нельзя было желать. Конечно, дитя обливалось слезами и зализывало раны, но толк был несомненный. Несколько бывших помощников Бурцова уже стали успешными адвокатами и порой соперничали на процессах со своим беспощадным учителем, что добавляло Бурцову негласной славы и только сильнее подзуживало отцов.

Господин Войтов, отец Петеньки, сумел замолвить за сынка такое веское словечко, что Бурцов сделал выбор в его пользу. Хотя Петенька ничем не отличался от других пятерых кандидатов, он был принят. И сейчас юношу переполняла гордость. Только строго застегнутый костюм кое-как ее сдерживал. Петенька заступил на должность вчера, получил список обязанностей и правил, которые старательно вызубривал. Главным правилом было не пускать к патрону кого ни попадя. Окружной суд – что проходной двор, шляются и репортеры, и зеваки, и дамы, которым делать нечего, а дай поглазеть на судебные прения. Помощник обязан был встать перед незваными посетителями стеной и без разрешения Бурцова не давать посетителям вольности.

Дверь распахнулась, и в приемную решительно вошел господин, похожий на крепко сбитый тюк. Не говоря ни слова, он направился к кабинету Бурцова. И хоть Петенька не отличался особой физической силой, но героически защитил покои патрона, то есть заслонил собой дверь.

– Что вам уго… – успел произнести он угрожающе-высоким юношеским голоском. После чего ощутил, как ноги его оторвались от паркета, а сам он оказался в странном положении, в котором обычно переносят кота или собачку, то есть под мышкой визитера. Другой рукой господин распахнул дверь, слегка задев ее темечком Петеньки, и вошел в кабинет.

– Доброе утро, господин Бурцов, – сказал он, не отпуская добычу, а немного сжав так, что Петенька издал писк мышонка, которым закусывает удав.

Александр Васильевич, застигнутый врасплох, кивнул и пробормотал нечто невразумительное, наблюдая за мучением помощника, свисающего с крепкой руки.

– Приватный разговор, не возражаете?

Просьба была высказана столь прямо, что отказаться от нее не было возможности. Никто бы не отказался.

– Верните на место Петра Александровича, – попросил Бурцов.