Своеобразной областью применения акростиха были эпитафии, в которых с помощью этого приема сообщалось имя покойного, иногда имя составителя надписи или поставившего надгробие. Здесь встречается акростих, составленный не только по начальным буквам строк, но и по начальным слогам строк, использовался прием повторения в акростихе слова текста или строфы. В русской традиции акростишная эпитафия отмечена в надписи на надгробии патриарха Никона, причем это именно именной акростих — «Герман писа», принадлежащий, по всей вероятности, поэту–гимнографу XVII в. монаху Герману[3].

Другим излюбленным наполнением акростиха было божественное имя, «nomen sacer». Идущая от античных времен, эта традиция во времена христианства нашла выражение в частом обращении в акростишном тексте к имени Христа, Богородицы, святых апостолов или небесного покровителя автора — одноименного святого или великомученика.

На Русь акростих проник из Византии и получил вначале в соответствии с византийской традицией широкое распространение в русских литургических, гимнографических текстах, а позднее и в оригинальных произведениях. В «Словаре названий молитвословий пъснопъний церковныхъ» дается такое определение акростиха: «Краегранесие, краестрочие, иначе акростих (от акрос — край и стихос — стих, строка. — Т. С), есть начальные буквы в песнопениях, из которых букв составлено одно или многия речения. Так, канон мясопустной недели имеет на греческом языке в начальных буквах троичных и Богородичных тропарей краестрочия, например в каноне св. Дмитрию Царевичу краегранесие: «Хвалю славу Царевича Димитрия»[4].

Современный исследователь древнерусской поэтики А. А. Гогешвили указывает на то обстоятельство, что акростих с древнейших времен рассматривался не как чисто формальный тайнописный прием, а как «своеобразная эстетическая и даже онтологическая категория, квинтэссенция истины и гармонии»[5]. Уже в одном из старейших памятников русской письменности — «Повести временных лет», в той ее части, где под годом 6477 (969) сообщается о смерти княгини Ольги и воздается ей хвала как первой христианке и предтече христианства на Руси, реконструируется акростишное чтение:

1 Си бысть предьтекущия крестьяньствеи земли,

2 аки деньница предъ солнцемь

3 и аки зоря предъ свътомъ.

4 Си бо съяше аки луна в нощи, такои си

в неверныхъ человецехъ светящеся;

5 аки бисеръ в калъ кальни бо беша грехомъ,

6 не омовени крещеньемъ святымъ.

7 Си бо омыся купелью святою,

и съвлечеся греховною одежевъ ветхаго человека

Адама

8 и въ новыи Адамъ облечеся,

9 еже есть Христосъ.

10 Мы же рцемъ къ неи:

11 радуися, руское познанье къ богу,

12 начатокъ примирению быхомъ.

13 Си первое вниде въ царство небесное отъ Руси,

14 аки началницю сию бо хвалят рустии сынове,

15 ибо по смерти моляще бога за Русь.

В состав Похвалы включается также «строфа», помещенная в «Повести временных лет» под 6463 (955) годом:

16 Си бо от вьзраста блаженая Ольга искаше мудростью все въ светъ семь,

17 налезе бисеръ многоценьныхъ,

18 еже есть Христосъ.

Реконструкция акростишного чтения в Похвале княгине Ольге такова: «Сиаи сиане сие мрна сиаи сине», т.е.: «Сияй, сиянье сие мирно, сияй, сыне»[6].

Русский акростих, переживший свой расцвет в разнообразных краегранесиях монаха Германа, справщика Савватия, Симеона Полоцкого, Кариона Истомина, Мих. Собакина и многих других стихотворцев XVII — начала XVIII в., был еще весьма распространен и в 20–е годы XX в. в творчестве В. Брюсова, Н. Гумилева, С. Городецкого и других известных поэтов «серебряного века» русской поэзии.

Долгое время государственная тайнопись в трудах отечественных ученых, в той или иной степени изучавших ее, именовалась «дипломатической тайнописью». Впервые термин «дипломатическая тайнопись» был введен А. Н. Поповым, который в 1853 г. опубликовал работу «Дипломатическая тайнопись времен царя Алексея Михайловича с дополнением к ней»[7]. Следом за А. Н. Поповым и другие исследователи русской тайнописи стали называть переписку при российском дворе «дипломатическим тайнописанием», а шифры, которыми она велась, «дипломатическими». Следует, однако, отметить, что тайная дипломатическая переписка составляла лишь часть, правда, большую, шифрованной переписки при дворе, которая наряду с дипломатическими, касалась военных вопросов, а также внутригосударственных дел. Но именно в области дипломатии, с присущими ей специфическими чертами и свойствами, в России почти на протяжении двух столетий проходило основное становление криптографии как государственно значимого дела. Политическая борьба, политическая игра — словом, ведение «большой политики» немыслимо без соблюдения государственной тайны.

На развитие способов зашиты письменной информации большое влияние оказывает состояние средств связи. В то время была почта. До конца XV в. послания отправлялись со специальным курьером — гонцом. С начала XVI в. стала распространяться так называемая ямская гоньба, однако тайные письма пересылались все равно со специальными гонцами. Для защиты посланий использовались особые печати. Такие печати с надписью «ДЬНЕСЛОВО», что переводится как «скрытое, тайное слово», были у киевских князей Святополка Изяславича, Мстислава Владимировича, Александра Невского и других.

Первый международный акт о перевозке корреспонденции, подписанный Россией, — это соглашение между Москвой и Варшавой 1634 г. По этому акту гонцам обеих сторон разрешалось иметь при себе шестерых провожатых. В 1665 г. была организована международная почтовая связь между Москвой и Ригой, позднее аналогичное соглашение было подписано со Швецией.

И все же ни физическая охрана гонцов, ни специальные печати не могли сохранить тайну письменной информации: почту часто перехватывали в пути, печати ломали, письма читали. Поэтому криптографические методы защиты письменной информации начинают применяться более активно.