ждали сообщения из Петербурга. Понятно, что это была просто ни к чему не обязывающая болтовня, но я этих месседжей ждала.

Михаил

Попался, который кусался.

Мария

Сейчас опять укушу. Прячь пальцы:-)))

Михаил

Ну, кто, если не ты. Соскучился по раздольному и неугомонному твоему жизнелюбию.

Мария

Рабочий день завершен?

Михаил

дааааа….пришёл, упал…и всё

Мария

Слабак!

А чего ты сегодня так вымотался? Как сегодня день прошел?

Михаил

Весьма интересно. Столько событий. Писать не буду. Не проси. Расскажу устно при случае. Ну, не хочется долбить по клавишам.

Мария

Встреча — это звучит интересно…

Михаил

А жизнь вообще интересная штука!

На следующий день на работе мы с Ириной обсуждали, как мне выбраться из моей явно затянувшейся романтической истории с Анатолием, понеся наименьшие душевные потери. Ира была убеждена, что, встречаясь, по её выражению, «с курортным прохиндеем», я понапрасну теряю время:

— Пока место занято, на него никто не сядет. Ладно бы любила, тогда ещё можно было объяснить, чего с женатым мужиком время теряешь. А так ни вару, ни товару — попусту упущенные годы.

— Во-первых, пока ещё не годы, а месяцы, а во-вторых, Ирин, ну вот прекращу я с ним отношения — и чего? Так хоть сообщение придет «люблю — не могу», всё-таки ощущение женской востребованности.

— Именно — ощущение! А уверенности никакой нет. Мне твой Анатолий ещё в Египте не глянулся. Самовлюбленный бабник. Он у тебя пару лет зажует, а потом дальше пойдет. А ты останешься в сороковник у разбитого корыта.

Цифра сорок пугала своей неизбежностью. Валентина, мамина подруга, любила повторять, что в сорок лет она как женщина только родилась: «мой самый бурный роман с Сорокиным начался, когда мне было сорок восемь, и длился семь лет. Я ему очень благодарна. Он помог мне пережить климакс». Сорокину было сорок, его жене тридцать, а он ушел к сорокавосьмилетней Валентине, погрузившись в бурный роман, не догадываясь, что останется в памяти любимой женщины как средство от последствий климакса, такой вот своеобразный заменитель капель «Ременс». Но Валентина — это женщина прошлого столетия. Полненькая, маленькая — она и без сорока восьми лет сегодня была бы не формат. А может, формат не в стройной талии, которая достигается диетами и тренажерами, а в умении беззаботно улыбаться и до слез смеяться над глупыми шутками. Я этого не умею, и ни с каким тренажером это не достигнуть. Валентина мне не раз говорила: «Мужчин любить надо. Вот, говорят: будешь работу любить, и она тебя полюбит. С мужчинами то же самое». Видимо, нет у меня в глазах какой-то чертовщинки, потому и проходят мужчины мимо, понимая, что я их не настолько сильно люблю. Отсюда и страх — расстанусь с Анатолием, а больше никого и не встречу. Но терпеть отношения, которые всё больше разочаровывают — это же работа на самоуничтожение. Клин клином вышибается, но вот только где взять этот клин?

Почему-то подумала о Мише из Петербурга. Я подсела на переписку с ним, как на наркотик, и каждое сообщение ждала, будто дозу.

Михаил

Я каждый раз с нетерпением жду сообщений от тебя. Это всегда интересно. Хотелось бы думать, что мы с тобой чем-то похожи.

Мария

А я первым делом, как дочь к компьютеру подпустит, твои сообщения читаю, видимо, что-то у нас похожее есть)

Как день прошел? Что нового и хорошего принес?

Михаил

Сегодня мне в очередной раз пытались составить личный гороскоп. Сколько астрологов, столько и толкований. Я, как мне кажется, знаю какой я.

Мария

А какие твои не лучшие черты? Объективно?

Михаил

Побаиваюсь быть ироничным. От моего, чаще сарказма, иногда страдают люди. Чрезмерно эмоционален. Часто произвожу впечатление, которому потом пытаюсь соответствовать. И не всегда это получается удачно. Завышенная самооценка.

Мария

Сурово ты к себе относишься.

Несмотря на то, что до Нового года оставалось больше двух недель, повсеместно начались праздничные корпоративы. Мы гуляли в новом ресторане недалеко от нашего офиса, было здорово: огромный зал, живая музыка, официанты в бабочках, стол с такими изысками, что слюнки текли от одного взгляда на это кулинарное изобилие. Мы с Ириной пошли танцевать: если не двигаться, можно было просто лопнуть от обжорства. На пятачке перед оркестром лихо отплясывал мужичок лет пятидесяти, маленький, лысый, лопоухий. Но как он искренне радовался музыке, окружающим, своему танцу! Медленный мы танцевали с ним вместе, быстрый он отплясывал вокруг меня. «Тебе с этим хоббитом босиком надо танцевать, — хихикнула Ирина, — он бы тебе по плечо был. А так по подмышку». Только мы с Ириной садились за стол, как этот мужичок меня отыскивал в многолюдном зале и вновь вел танцевать. Он нес какую-то чепуху, и мне было весело от его болтовни, от шампанского, от предчувствия новогоднего праздника. Мы танцевали танго — я падала ему на руку, оттягивая ногу, и все вокруг аплодировали; затем кто-то заказал танец моего детства, ламбаду, и мы прошлись в таком страстном сплетении, что я подумала: со спиртным на сегодня пора завязывать. Мой новый знакомый был здесь на юбилее: дата почти круглая — сорок пять лет жене друга. Наплясавшись, он повел меня знакомиться со своими друзьями, пусть они на меня полюбуются, ведь такой красивой и веселой партнерши по танцам у него никогда не было. Их стол находился в соседнем маленьком зале-кабинете, и навстречу нам из-за стола поднималась, видимо, идти танцевать пара — юбилярша с мужем. У юбилярши была подтянутая спортивная фигура и строгий учительский взгляд. А мужем юбилярши был Анатолий. Я растеряно смотрела на них, пока мой танцор нес пьяную чушь о том, как хорошая девушка Маша танцует лучше Майи Плисецкой и Анны Павловой, вместе взятых. У меня горело лицо, будто все могли догадаться, что я любовница жены юбиляра, и подумать, что явилась сюда испортить им праздник.

Слегка остолбеневшая, я вернулась к нашему столу. Ирина выслушала меня с неподдельным ужасом: «Какие же мужики мерзавцы! Мало того, что тебе врал, так ещё и на здоровую жену болезни наговаривал!».

А мне даже сердиться на Анатолия не хотелось, рассердилась я на себя, что так просто меня развести на жалость. Я ведь ему сочувствовала, считала благородным человеком, оберегающим больную жену, а оказался, права была Ирина, обыкновенный кобель. Но одновременно я испытала и чувство облегчения: не надо ни с кем рвать, всё само выяснилось и порвалось.

Дома машинально включила компьютер. Видимо, в Петербурге аналогичная ситуация — Миша тоже задумался о правде и честности. Интересно, кто его обманул и в