тексты,

слова остреют, царапают, как наждак.

С ней все кажется терпче; она – дорогие специи,

хотя, если присмотреться: съедобно и так.

Эта инфекция в меня вселилась и жгла,

ее SMS то свинцовое сверло, то патока;

еще минуту назад я жила тем, что их ждала —

щекой засыпала в облаке стекловаты.

Это в последний раз меня рвет словами, ломает

костьми,

играет настойчиво в песнях по радио

о том, как она улыбается, и не спастись,

и какая там льется бронза у нее под платьем.

Это в последний раз я кручусь с боку на бок,

набиваю подушку слезами, волчком ворочаюсь.

Она крошит меня голубям, отдает собакам,

и по привычке еще читается в этих строчках.

2011

Февраль, 27

Она еще не была никем.

Шкафы ловили ее углами.

Ласкали тысячами свечей

дневные лампы. А я шарфами

лечила шейные позвонки.

Они трещали от взгляда

в спину. Мой новый ангел

уже трубил. И снег неглаженным

палантином

толкал декабрь на эшафот.

К концу дымилось и трубы пели.

А у меня все наоборот: танцуют

яркие акварели

Ее глаза – ярче всех витрин

ласкали тысячи лиц иных.

Она уже оказалась всем.

А я – ничем. И удар под дых —

зиме назло я учу слова

и молчу о ней. А пришить бы так —

немного неба на два стежка —

к пологой крыше ее зонта.

2007

Второй фронт

Пишу вам, мой ангел, пишу вам, едва дыша,

тут расстреливают SMS из-за каждой бойницы.

Если и дальше так будет крошиться душа,

затягиваясь под горлом, как будто шарф,

не хватит хосписов, санаториев и больниц.

Вы поймите, мои орудия ее бастионам, увы, не чета,

мы еле справляемся всеми литыми наречиями.

Но туманом слепит глаза, и уже не понять ни черта,

и каждая горизонтальная ось мне почти черта,

и делать здесь больше особенно не с кем и нечего.

Иногда так в воздухе холодно, что аж коробит,

онемеешь, напьешься сидра, намажешь йодом

плечи, руки, и вроде бы крепче остов.

Она не какая-нибудь баронесса, не выше ростом,

но я не могу ее, хоть убей, выдыхать из ребер.

2011

Hat verloren

Остановите здесь. Я хочу сойти. Вырвите проводки.

Нас сшивали исчезающим операционным швом.

Твои звонки не дойдут – частоколом стоят гудки.

Останется голос: абонент ушел,

да и тот через час охрипнет, как накричится.

Это мои рубежи, границы, мой новый левел,

выбор за тем, кто тебя растреплет, потом пригладит,

кто научил тебя так отличать от плевел

зерна; носить вот такие платья,

и приходить к нему, выжигая глаза мне?

Остановите: лимит истрачен, забор огранен,

руки – так ровно сложенные под пистолет.

По инерции дам телеграмму: тебе удачи,

а у меня тут на завтра выигрышный билет

в прачечную, где отстирывают память.

2008

Письмо в визовый центр Великобритании

Здравствуйте, уважаемый секретарь генерального консульства,

мне так необходимо попасть в Великобританию,

я много читала про Темзу, Биг Бен, и английский учила

с пятого класса, правда безрезультатно.

Здравствуйте, уважаемые сотрудники визовой службы

этого же генерального консульства,

мне очень нужно попасть в Великобританию,

книги вашей писательницы Джанет Уинтерсон —

по мне, вроде Библии,

а еще у меня есть собрание сочинений Диккенса.

Здравствуйте, генеральный консул генерального консульства,

мои карты дерьмо, я – пас, как писал еще Бродский,

но мне очень надо попасть в Великобританию,

я ношу ваш флаг на кедах, а в четвертом классе

я прочла «Затерянный мир» Конан Дойла.

Здравствуйте, королева английская, Елизавета Петровна,

хотя Петровна – это моя соседка по лестничной клетке,

мне очень нужно попасть в Великобританию,

я не буду падать вдребезги на Тауэрский.

Здравствуйте, граждане Объединенного Королевства,

помогите, чем можете, а лучше попасть в Великобританию,

я ведь люблю доктора Хауса за Хью Лори,

и Стивена Фрая, и Льюиса Кэрролла, и Эми Вайнхаус,

и еще одного человека – с российским паспортом —

я люблю больше всех

вышеозначенных.

2009

«Всю ночь тошнило стихаими, трясло стихами…»

Всю ночь тошнило стихами, трясло стихами,

неустойчивы стрелки кранов и грозовые фронты.

Я такая маленькая, а карета у ней лихая:

через две минуты останется размытый контур.

Она – Мэри Поппинс и I-330 – венозная кровь,

а я, как Щелкунчик, как Пеппи с цветным чулком,

её голос, как джаз или вихрь льняных снегов,

мой звук, как мой шаг – отбойник под каблуком.

Вот так и запишем: проигран последний бой,

я жду, когда боль напляшется перед сиестой.

Господи, ты же мог ее сделать моей сестрой,

чтобы я любила ее и не хотела инцеста.

2008–2009

Моби

Никаких новостей и цветных чернил,

все те же дебри и те же дроби.

Жаль, что никто меня не любил,

кроме прирученной кошки Моби.

Жаль, что никто меня не заметил,

а так – царапали оболочку

сердечной мышцы; позвоночный вертел,

олицетворяющий когтеточку.

И вот грызу свой роял канин,

в холке чернею и вою койотом,

и каждый день я опять плюс один

к мурчащим имя твое.

2008

Одна ода

Я люблю в ней все, такой тренажер для сердца.