Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кладя книгу на место, я вдруг почувствовала, как по телу пробежали мурашки.
Ужас охватил меня, и наступило оцепенение. Я безошибочно почувствовала, что воздух вокруг изменился, казалось, он пришел в движение, свет в комнате как будто потускнел. Однако в гостиной никаких перемен не произошло. И все же… как ни странно, она смотрелась совсем по-другому. Я взглянула на окно и не смогла вымолвить ни слова. Мальчик лет четырнадцати прижался лицом и руками к оконному стеклу и уставился на меня.
Я долю секунды глядела на него, и на мгновение мне померещилось, будто я его узнала, затем обрела голос и крикнула:
— Бабуля!
Мальчик стоял у окна и в упор смотрел на меня, его лицо выражало откровенное любопытство. У него были черные волосы и темные глаза. Похоже, его лоб наморщился и меж бровей пролегла борозда.
— Бабуля!
Я с трудом отошла от шкафа и направилась к кухне.
— Да, дорогая? — отозвалась бабушка.
— Бабуля, там какой-то…
Я взглянула на окно, но его уже не было.
— Что там, дорогая?
Бабушка подошла к двери, вытирая о фартук перепачканные мукой руки. Позади нее на сковородке шипело сало.
— Только что какой-то мальчик глядел в это окно.
— Что? Эти хулиганы!
Она взяла трость, нетвердо повернулась и, прихрамывая, вернулась на кухню. Я последовала за ней. Везде были заметны следы муки, рассыпанного изюма, тесто лежало под молочной бутылкой, которую она использовала вместо скалки. Мы прошли через кухню к черному ходу. Бабушка всю дорогу что-то сердито бормотала.
Повозившись с замком, она распахнула дверь, и на нас хлынул ледяной холод. Бабушка осторожно ступила на неровные кирпичи.
— Маленькие разбойники! Им точно нравится досаждать старикам. Вот почему у нас нет звонка. А то они стали бы звонить и тут же убегать. Так где же он?
Я оглядела крохотный дворик и поняла, что наши поиски окажутся тщетны.
— Наверно, он убежал через ворота, — запинаясь, сказала я.
— Что? Не может быть, этими воротами давно никто не пользуется. Посмотри сама, их не сдвинешь с места.
Дрожа от холода, я осмотрела петли и засов. Они проржавели, ворота было не открыть. Тогда я осмотрела короткие участки ограды, ломкие розовые кусты и влажную землю, проверяя, не перелез ли он через ограду. Затем встала на цыпочки, заглянула в маленький дворик миссис Кларк и увидела бесконечную цепочку двориков, оград и мрачные задние стены старых домов.
— Бабуля, что там позади?
— Дорожка, по которой больше никто не ходит. Дальше большое поле, Ньюфилдская пустошь, она тянется до самого канала. Эти негодники уже давно скрылись.
— Да…
Странно. Розовые кусты никто не помял, а через ограду нельзя было перелезть, не потревожив их. Я вздрогнула не от холода, а от неприятного ощущения, которое оставил этот случай.
— Идем в дом, дорогая. Забудь об этом. Просто какой-то местный парень решил пошутить.
Я последовала за ней в дом и заперла дверь черного хода. В гостиной дрожь не проходила. Ни чай, ни огонь, ни лепешки с маслом не могли избавить меня от жуткого ощущения, которое предшествовало появлению мальчика у окна. Не помогало и то обстоятельство, что мне показалось, будто я где-то раньше уже видела этого мальчика.
* * *
В шесть часов мы пили чай с горячим молоком, ели хлеб с маслом, после чего снова устроились у газового обогревателя. Я опустилась в кресло и хотела вздремнуть в жаркой комнате. Перелет все еще сказывался, наверно, это может продолжаться еще несколько дней. Одолевала невероятная усталость, хотелось лечь в постель. Но поскольку бабушке явно нравилось мое общество и ей надо было за кем-то ухаживать, я боролась со сном.
Некоторое время она говорила о том о сем, переходила к пакистанцам, хлынувшим в Англию, затем к добрым старым временам. Со своим странным ланкаширским говором она рассказывала о детстве моей матери, о том, как Уильям, Рут и Элси выросли в этом доме, как моя мать впервые привела моего отца в дом знакомить со всей семьей. Все это было очень интересно, большую часть я уже знала от матери, но бабушка почти нарочно избегала говорить о более далеком прошлом. Она возвращалась к тому времени, когда родился ее первый ребенок, затем казалось, что перед ней встает непреодолимая стена, к которой страшно приближаться. Через некоторое время она сказала:
— У меня где-то хранится коробка с фотографиями. Тебе надо обязательно посмотреть на них.
Я закрыла глаза, наслаждаясь тишиной и теплом гостиной, поглубже вжалась в жесткое кресло и мысленно старалась отгородиться от воспоминаний, ибо приехала сюда, чтобы все забыть. Я надеялась, что вскоре смогу вспоминать Дуга, не испытывая при этом боли.
— Вот они. — Бабушка нашла коробку в нижнем ящике серванта, снова села и положила ее себе на колени. — Здесь фотографии твоей мамы, Уильяма и Элси, когда они были молоды. — Она порылась в коробке. — Вот мы на пляже. Похоже, это было в тридцать пятом году. Тогда твоей маме было пятнадцать лет, Элси на год старше, значит, ей здесь шестнадцать, а Уильям еще совсем мальчик.
Я посмотрела на нечеткую фотографию, наклонилась и заглянула в коробку. Многие фотографии лежали одна на другой, некоторые я знала по коллекции матери. Все были черно-белыми с глянцевой поверхностью и относились примерно к тому же времени.
К самой стенки коробки прижалась фотография, которая была больше других и, судя по ее видимой части, гораздо старше. Пока бабушка говорила, я протянула руку и вытащила эту фотографию. Фотография действительно была старше остальных. Значительно старше. Она выцвела, побурела, по середине шла трещина, на ней были сняты трое детей, стоявших на крыльце дома. Я уставилась на эту фотографию. У меня сердце остановилось.
— Бабуля… — я услышала собственный голос.
Она посмотрела на фотографию, которую я держала в руке.
— Что это за фотография?
— Бабуля… кто это?
Комната начала плыть перед моими глазами.
— Дай-ка мне надеть очки. — Как только бабушка водрузила бифокальные очки на нос и смогла разглядеть лица троих детей, она недовольно поджала губы. — А-а-а, — мрачно протянула она. — Как раз та фотография. Андреа, на ней Таунсенды. Семья твоего дедушки. Это Гарриет, Виктор и Джон. Но ты ведь не хочешь быть… — Она протянула руку, чтобы забрать ее.
Но я не отдала фотографию, моя рука дрожала.
— Который… — Мне пришлось облизать губы. — Бабуля, кто из них есть кто?
— Что?
— Как зовут этих детей? Назови каждого по имени.
— Ну-ка, дай мне взглянуть. — Она наклонилась и постучала пальцем по каждому лицу. — Это Гарриет, это Виктор, а это Джон.
Этот мальчик в середине. Он стоял между девушкой с локонами и мальчиком поменьше ростом в матроске, тот, кого бабушка назвала Виктором.