Именно поэтому имя и фамилия женщины, дело которой сейчас лежало перед ним на столе, ему ни о чем не говорили. Он отнесся к ним совершенно спокойно, как будто бы ему поручили расследовать убийство обыкновенной лоточницы, придав делу невесть какое значение. Внимание начальства к делу грозило тем, что все отпускные планы Костырева могли бездарно пропасть в случае пробуксовки работы. Хотя стояло лето и наблюдалось некоторое затишье в преступном мире, народу на Петрушке, как всегда, не хватало, и угроза переноса отдыха на осенне-зимний период была весьма реальна.

— Ну, дай Бог, дай Бог. — И Костырев, усилием воли отогнав от себя предотпускное настроение, попытался сосредоточиться. Пальцы его механически перебирали в руках фотографии с места происшествия.

Фотографии были черно-белые, бездушные. Они показывали предметы, элементы обстановки, выхваченные вспышкой из сумрака чужого жилища. Костырев давно привык видеть только такие снимки. И еще — фотографии трупов, носящих следы самых ужасных увечий. Они не вызывали в нем чувства брезгливости, ужаса, страха, а только сугубо профессиональный интерес. Снимки квартиры легли в сторону. Надо будет потом рассмотреть их повнимательнее. Вот наконец крупным планом — тело молодой женщины, разметавшейся на ковре, как будто во сне.

Костырев внимательно вгляделся в фотографию. Нет, он никогда не видел эту женщину. Ни на экране, ни в театре, ни в жизни, ни на фотографии. Он ничего не знал о ней, не имел ни малейшего представления о ее характере, привычках, наклонностях. Кажется, теперь это называется модным словом «имидж»… Интересно, какой у нее был имидж?

С одной стороны, очень хорошо, что у него нет первоначального представления о ней. Ее характер сложится постепенно, как мозаика на стенах Исаакиевского собора, из маленьких кусочков смальты, отличающихся друг от друга тончайшими полутонами, возникнет из показаний близких и знакомых о ее привычках, о ее личности, о ее поступках.

Первый мельчайший штришок, набросок, эскиз — ее облик на фотографии.

«Она довольно привлекательная, — спокойно рассуждал про себя Костырев. — Ухоженная женщина, любящая себя. Без бытовых проблем. По всей видимости, не была изнасилована, во всяком случае, нет следов борьбы, синяков, кровоподтеков, ссадин. — Глаза, сощурившись, внимательно всматривались в черные контуры тела. — Ногти не обломаны. Следов борьбы, по-видимому, нет, хотя с достоверностью этот факт определит медэкспертиза…»

Какой у нее был характер? Об этом ничего не говорило спокойное, даже несколько умиротворенное лицо убитой. Могло показаться, что она прилегла отдохнуть и заснула, если бы не полуприкрытые веки и струйка запекшейся крови, сбегающая с виска.

«Характер повреждений… — Костырев задумался, — свидетельствует о том, что удар был нанесен в висок острым предметом, а для этого нужна сила… И сам предмет.

Но подобного предмета оперативники не обнаружили, иначе этот факт был бы отражен в протоколе осмотра квартиры. Вариант — орудие убийства унесено с места преступления.

Судя по расстеленной кровати, женщина только недавно встала с постели. И это понятно — утро. Ее разбудил неожиданный посетитель? Она успела накинуть только легкий ночной пеньюар с широкими рукавами, отороченными каким-то пухом».

Костырев улыбнулся и поправил очки, постоянно сползающие по носу. Да, если бы его жена по утрам готовила ему яичницу в таком халате, то он бы ел завтрак вместе с этим пухом. Нет, подобная одежда только для тех, кому не надо по утрам вскакивать по звонку будильника, торопясь собирать детей в школу, и в спешке одной рукой готовить мужу еду, а другой красить глаза.

Он отложил фотографию в сторону. Что ж, первоначальное мнение об убитой составлено. Поехали дальше… О натуре хозяйки многое может рассказать ее квартира. Итак, вот это, по всей видимости, спальня. Что ж, довольно роскошная. Картины на стенах, мебель иностранного происхождения, трюмо справа от окна, уставленное многочисленными баночками с кремами, флаконами духов, пудреницами — их что-то уж слишком много…

Снимки других комнат. Везде порядок, все разложено по полочкам… Чувствуется наличие хозяйки в доме. Ах да, у нее же была приходящая домработница… Тогда все понятно. Конечно, с такими длинными ногтями не очень-то постираешь…

Так, идем дальше… Другая комната. Что-то вроде гостиной. Полно радиоаппаратуры, целый угол заставлен ею. В стенке — полки с аккуратными рядами видео- и аудиокассет, пластинки, папки с бумагами, книги, безделушки, сувенирчики. И все в абсолютном порядке, ничего не тронуто.

Костырев задумчиво потер подбородок. Если бы это было банальное квартирное ограбление, то воры не побрезговали бы аппаратурой — ее всегда можно выгодно загнать. Убийство совершено утром, около двенадцати. Следовательно, если бы грабители, рассчитывая поживиться в те часы, когда граждане находятся на работе, вознамерились вынести аппаратуру, то у них был бы большой риск нарваться на бдительных граждан, которые могут сообщить в милицию. Значит, если воры и были, то те, которые на мелочи не размениваются, а берут только деньги, валюту, драгоценности. Наверняка Шиловская была далеко не бедной.

Следов взлома нет, следовательно, убийца, если, конечно, он существовал, попал в дом традиционным путем, через дверь. Вариант первый: Шиловская открыла ему, поскольку хорошо его знала. Скорее всего, если в квартире побывали воры, то воры свои, известные хозяйке, иначе она не впустила бы их. Вариант второй: посетителя не знала, но почему-то впустила в квартиру. Третий вариант: домработница…

Надо ее допросить. Что ж, это как раз работа для Кости Ильяшина. Пусть съездит в больницу, попробует с ней поговорить. Как там ее зовут… Тюрина Мария Федоровна. 1931 года рождения. Обнаружена в одной комнате с погибшей Шиловской в бессознательном состоянии. Инсульт. Она могла многое знать о своей хозяйке.

Костырев взял из стола лист белой бумаги, щелкнул ручкой и вывел жирную четкую единицу — первый пункт. За единицей следовала лаконическая фраза: опросить Тюрину (Ильяшин). Это было только первое звено в долгой цепи следственных мероприятий. Может быть, оно приведет не на ту ветку расследования, но убедиться в том, что за ним тупик, — вещь совершенно необходимая. Первоочередная вещь…

Что там еще они нашли…. Костырев стал листать протокол осмотра, пробегая взглядом страницы, густо исписанные четким почерком. Потом он достал из сейфа серый бумажный пакет и вывалил на стол содержимое.

Итак, вот пустая упаковка от пантропанола. Что это за лекарство? Для чего оно применяется? Скорее всего, снотворное. Обычное дело — снотворное около кровати и стакан воды, чтобы его запивать. Упаковка пустая, ни единой таблетки не осталось. Отсюда возникает сразу же целый ряд вопросов. Лекарство закончилось постепенно или его выпили сразу, за один присест?

«Необходимо исследовать кровь на наличие пантропанола, — выводя жирную двойку, подумал Костырев. — Хорошо бы примерную концентрацию знать, если его обнаружат… Действительно ли в упаковке содержалось лекарство, указанное на этикетке. Здесь должно было быть сорок таблеток… Интересно, смертельная ли это доза?»