Повисла пауза.

Время дежурства закончилось, и Прохор засобирался домой.

– На рыбалку с нами не поедешь? – предложил один из охранников зиндана, Саша Каширинкин. – Хорошая компания, Лёха Залман-Харенкович поедет, двух девочек обещает.

– Не поеду, – отказался Прохор. – Соседу обещал с ремонтом машины помочь. В другой раз съездим.

– В другой раз Лёха не согласится и девчонок не привезёт.

– Не, обойдитесь без меня, – упёрся Прохор.

Прохор-формонавт, тихо сидевший в голове Прохора-495, порадовался за «родича»: рыбачить он любил, а шумные компании с девчонками – нет.

Прохор-местный переоделся в необычного покроя зелёный костюм, сел за пределами территории зиндана в странный экипаж, больше напоминающий катафалк, и поехал на окраину Суздаля. Своего визави он не чувствовал (Прохор-гость порадовался этому обстоятельству), поэтому мысли охранника текли в ленивой прихотливости, не затрагивая центров возбуждения.

То он вспоминал встречи на природе с коллегами по работе, то разговоры с начальством, то пейзажи вокруг города, то представлял объятия девушки по имени Дуня, то с досадой спохватывался, что дома его никто не ждёт.

Прохор-вселённый почти не прислушивался к размышлениям Прохора-местного, жадно разглядывая городские ландшафты из окна «катафалка» – местного аналога маршрутного такси.

Архитектура Суздаля в узле Капрекара-495 действительно базировалась на законах мануелин-готики, доведённой до абсурда аляповатостью накладок на стены в форме гигантских полусфер, якорей, цепей, раковин и морских водорослей.

Прохор сначала не понял, почему здешние архитекторы так полюбили морскую экзотику, потом с высоты холма увидел водную гладь до горизонта, «покопался» в памяти «родича» и обнаружил обстоятельство, послужившее базой для морской тематики: местный Суздаль располагался на берегу большого озера, созданного предками в незапамятные времена. Кто его соорудил, зачем, с помощью каких инструментов, Прохор-495 не знал.

Впрочем, гостя это не очень заинтересовало. Глядя на мрачноватые дома с вытянутыми стрельчатыми окнами, напоминающие средневековые монастыри, он думал о том, что жить здесь не согласился бы ни под каким предлогом.

Родной дом Прохора-495 показался ему пакгаузом: коричневый девятигранник на массивном фундаменте, сложенный из крупных шлакоблоков, был накрыт пирамидальной крышей из бордового цвета плитки. По всему его фасаду вились вделанные в стены массивные цепи, окон было мало, и они больше напоминали узкие длинные щели.

Прохор поёжился.

Несмотря на летнее утро и хорошую ясную погоду, восьмиэтажный «пакгауз» хорошего настроения не создавал. Да и вообще архитектура Суздаля-495 не вызывала позитивных эмоций, положившая в основу цифры 4, 9 и 5, которые по отдельности символизировали равновесие идей, взаимопроникновение форм, начало творения, а вместе порождали тенденцию застоя и уныния.

Прохор-495 вылез из маршрутки, по-прежнему занятый своими невесёлыми по большей части мыслями: теперь он размышлял о политике, о президентской команде, не способной вывести страну из очередного кризиса, – двинулся к единственному на весь дом подъезду, втиснутому между двумя массивными полуколоннами.

Прохор-формонавт приготовился увидеть интерьер квартиры «родича» и внезапно обратил внимание на двух мужчин у подъезда, якобы выгуливающих собак.

В принципе ничего особенного в этой картине не было, люди с собаками гуляли по всем городам России, и Суздаль не отличался в этом смысле от других населённых пунктов. Но взгляды у владельцев животных показались Прохору-гостю прицеливающимися, а он уже натренировался отличать заинтересованность людей по их глазам.

У любителей собак глаза были слишком сосредоточенными.

Заговорила интуиция: уходи, это Охотники!

«Интересно, как они меня нашли здесь?!» – удивлённо подумал Прохор, забыв о своём положении.

Прохор-495 споткнулся, уловив чужую для него мысль, прислушался к себе.

Мужчины с собаками направились к нему, таща собак на поводках.

Прохор не стал дожидаться, чем закончится встреча его «родича» с соседями. Он стремительно соединил в сознании буквы и унимодальные[4]первоцифры, вогнал их в геометрические фигуры, создавая мысленный алгоритм-ключ перехода, и пушинкой вылетел из головы Прохора-495, чтобы оказаться в голове его предшественника – четыреста девяносто четвёртого Прохора.

Здесь он не задержался, хотя Прохор-494 в этот момент обедал в компании с девушками. Мысль – погрузиться глубже трёхзначного узла Капрекара – пришла во время перехода в сопровождении мысли: чтобы Охотники не поняли, куда он побежал.

Обычно погружения Прохора не превышали сотни первых слоёв «матрёшки». По мере увеличения «глубины» нырка материальность Ф-превалитетов сначала росла – до простого числа Смита, равного двадцати семи[5], а потом начинала падать, теряя плотность, до иллюзорных конфигураций. Уже спуск в глубины числоформ до постоянной Капрекара был для него подвигом, потому что он не знал, устойчив ли этот узел – 495, или нет. Оказался – вполне реален и ощутим.

Однако нырять ещё глубже было опасно, самым естественным выходом из положения казался «подъём вверх», к своей реальности, сформированной числом 11 и устойчивой геометрией тетраэдра. Несмотря на смысл числа 11, несущего «второе отрицание единого», мир-11, в котором родился и жил Прохор, подчинялся вполне понятным, жёстким, физическим законам, был устойчив и магические превращения не допускал. Способности Прохора объяснялись его скрытыми волевыми запасами, владением биоэнергетикой и знаниями.

Зато после двадцать седьмого Ф-превалитета магия – возможность управлять физическими процессами с помощью мысленно-волевых усилий, начинала играть всё большую роль, и уже в мире седьмой сотни чисел сам Прохор, с помощью своего местного носителя, запросто мог «творить чудеса», реализуя предметы обихода «из воздуха» или манипулируя физическими процессами класса «зажечь свечу взглядом».

Единственное, что его останавливало, крылось в реакции самого пространства «нижних» миров: оно начинало «корчиться», содрогаться, колебаться и порождать феномены типа полтергейста или появления привидений, что очень сильно напрягало жителей каждого из миров.

Прохор просто опасался, что его вмешательство каким-нибудь образом нарушит «параллельную реальность», взорвёт её стабильность, и та окончательно растает, скатится в бездну хаоса.

Грубая и зримая материальность мира-494 успокоила путешественника и настроила его на оптимистический лад.