— Всякой твари развелось! — горько вздохнула по­путчица. — Раз сам губернатор под опеку взял и сделал все наши леса заколдованными. Так однажды при наро­де и сказал, дескать, мы нынче лесов рубить не станем, поскольку все уже вырубили. Мы их заколдуем, и все ту­земцы будут жить счастливо.

— Деду Морозу терем выстроил в Великом Устюге! — подхватил муж. — С ледяными палатами. Туда он местных девок водил морозить. Тоже охотовед знатный! То есть как племенной бык: всегда в охоте, если близко тёлка.

— Многих, гад, поморозил! — с завистливой мститель­ностью добавила жена. — Снегурку себе ищет. Как с цепи сорвался, кобель! Девки-то липнут сами. Они же у нас простые, до сих пор думают: Дед Мороз настоящий. За­муж хотят, так уже и не смотрят, дед — не дед. Главное, чтоб мужик был, и лучше если заслуженный артист... Вон наша Натаха-то, тоже с Морозом сфоталась!..

— И нарвался однажды, — горестно заключил попут­чик, желая перебить жену, дабы не выносила семейных секретов. — В этом деле надо меру знать. А он, будучи выпившим, принародно заявил, дескать, саму лешачи­ху в снегурки возьмёт! Мол, только она по достоинству ему будет! И заставил народ хоровод вокруг ёлки водить и орать:

— Дива, явись! Дива, явись!

— Лешачиха услышала и явилась! — торжественно вставила тётка. — Прямо на ёлку в терем! И так самого поморозила!.. Все достоинство-то и отвалилось. Говорят, теперь он как мерин: не конь, не кобыла...

Мужик не сдержался.

— Ты уж объясни толком! Человек подумает, и правда... Дед Мороз был назначенный, не настоящий. Арти­ста из Москвы привезли, заслуженного. Но дива-то, гово­рят, была настоящая! Вот и отснегурила ему хозяйство, чтоб девок не портил.

— Откуда же она взялась? — спросил Зарубин.

— Наши мужики на Вятку ходили, — по секрету сооб­щил попутчик. — Договорились и привели да поселили и Доре. Это бывшая деревня колдунов на болоте. Теперь он в наших лесах хозяин.

— Бабу привели, то есть лешачиху! — встряла его жена. — Нашли там одинокую и уговорили на Вологод­чину пойти. Она узнала, что губернатор нечистой силе терема строит, вот и согласилась Снегурочкой у Деда Мо­роза послужить... Ой, не к ночи помянуто! Накличу не­чистых духов — не уснуть будет.

Похоже, спор этот у них был давний, потому что оба зажигались, как спички.

— Да ведь толком-то не рассмотрели кого! — драчли­во возразил попутчик. — Нынче среди людей трудно раз­личить, баба или мужик!

— Если Снегуркой служила — какой же мужик? Зато какая весёлая Снегурочка была! И бесплатно ра­ботала. Губернатор нарадоваться не мог вместе с мо­сковским мэром. Народ поездами поехал! А потом вы­шел разлад...

— Всё равно не доказано! — упёрся попутчик. — Дракоши уверяют, лешего привели!

— Дак Борута щупал — лешачиха! Тварь она гулящая!

— Ладно тебе! Боруту если послушать!.. Кто ещё ви­дал, что гулящая?

— А цё к мужикам только пристаёт?

— К кому приставала-то? К Эдику, что ли? Так к Эди­ку и мужики пристают.

— Деда Мороза совратила — терем покинул! Снегур­ку свою назначенную бросил. А она ведь уже с пузом была! Надеялась, замуж возьмёт. Теперь к губернатору иск выставила, алименты платить. Потому как Дед Мо­роз — лицо сказочное, не настоящее, по лесам скрыва­ется, документов не имеет. А губернатор — избранное голосованием.

— Голосованием — значит, тоже сказочное лицо!

— Но алименты пообещал не сказочные...

Эта житейская история как-то приземлила поэтич­ность образов, и попутчик перевёл дух.

— Теперь нового Деда Мороза привезли, — скучно сообщил он. — Нашли артиста ещё здоровей. Такой ле­шак!.. Этого в строгости держат, по договору, там всё прописано. Снегурка ему положена разовая, привозная на праздник. И чтоб с дедом ни-ни! Отснегурила и уехала. Сам губернатор по конкурсу выбрал, чтоб детям нрави­лась, а не Деду Морозу. Прежний-то кроме назначенной ещё десяток местных Снегурок держал. И в своём тере­ме морозил! Поморозит и бросит, разбаловался совсем мужик, развёл бардак.

— Вот и наскочил на лешачиху! — подхватила его жена. — Сейчас весь дедморозовский штат поменялся. Правда, ребятишки новую Снегурку за Бабу-ягу прини­мают...

— Страшная потому что, — вставил попутчик. — На­стоящая нечистая сила. Зато никакого искушения деду.

— А то ведь до чего дошло! — забывшись, воскликну­ла тётка. — Старая-то Снегурка принародно чуть губер­натора не совратила!

— Вот что ты несёшь? — заругался муж. — Откуда гам народ? Никто ничего не видал! А не видал — зна­чит, и не было!

— Хочешь сказать, лешачиха к самому губернатору иг приставала?! — брякнула тётка и, опомнившись, при­крыла рот ладонью. — Прости, господи...

Да к нему же приставала Дива Никитична!

- Это он приставал к Диве, дура ты!

Должно быть, оба проболтались в азарте, выдали пижменский секрет, но слово вылетело. Зарубин знал про вдову от Фефелова, но сделал вид, будто ничего о ней не слышал.

— Я что-то запутался. — сказал он. — Дива лешачи­хи, а Дива Никитична кто?

- Вдова председателя.

— У нас председатель колхоза был Герой труда, Драконя.

— Дважды герой, Алфей Никитич, царство ему небес­ное...

Объяснили и как-то насупленно умолкли. Зарубин плеснул коньяка в стаканы, чтоб оживить разговор.

— Неужели к самому губернатору лешачиха приставала?

— С чего бы ещё шум-то начался?

— Губернатор у нас лысый, — сообразно своей логике пояснила тётка. — Значит, мужчина жаркий, по чужим подушкам причёску вышаркал. Так эта тварь его по пле­шинке погладила и титьками потёрлась...

— Борута не видал, чтоб гладила! И тёрлась об лабаз.

— Зато другие видали! — огрызнулась та. — И у него стали волосья расти. Сначала вся макушка заросла, по­том ниже поползло.

— Вот что несёшь? Откуда ты знаешь, куда поползло?

Тётка окончательно воспряла.

— Егеря с ним в бане парились, видали. Говорят, весь мохнатый стал.

— Он давно уже мохнатый! Порода такая...

— А от чего, скажешь?!

— Библиотекарша говорит, денег на культуру не вы­деляет. Вот и оброс шерстью.

— Их на культуру никогда не выделяли! Никто не об­растал... Дива погладила!

Попутчик спорить больше не стал, неторопливо выпил коньяк и рассказал историю, вообще уже фантастичную.

Егеря Недоеденного прикормили крупнейшего кабана с трофейными клыками — что тебе бивни мамонта! Раз­умеется, Костыль доложил губернатору, и тот примчался прямым ходом из Кремля, где отчёт держал, — вот что значит ловчая страсть. Недоеденный сам вызвался сопро­вождать охоту, сели на лабаз вдвоём, а губернаторского начальника охраны Кухналёва с крупнокалиберным ка­рабином посадили на опушке леса с подветренной сто­роны, чтоб страховал, подранка достреливал и посторон­них не пускал.