лучше, такая рыба даст, в конце-то концов, и больше золота. Но на рыбе не было ни одного золотого пятнышка, и это беспокоило Страпацию. Посол же короля Ксаксотраксолуса объяснил ей, что рыба только тогда превратится в золото, когда хорошенько подрастет. Поэтому важно не мешать ее развитию. Императрица Страпация успокоилась.

Молодой кит рос день ото дня и требовал страшно много пищи. Но ведь императрица Страпация не была бедной, и поэтому рыба получала все, что только могла проглотить. Скоро она стала толстой и жирной. И суповая миска оказалась мала.

«Чем больше, тем лучше», — сказала императрица Страпация и переселила кита в ванную. Но прошло немного времени, он уже и в ванной не умещался. Он рос и рос. Тогда его перевели в императорский бассейн. Транспортировка была довольно затруднительной — рыба-то уже весила не меньше хорошего быка. Один из рабов, тащивших кита, поскользнулся, и императрица тут же повелела бросить несчастного на съедение львам — такова была ее любовь к рыбе.

Каждый день сидела она на краю бассейна и следила, как рыба растет. При этом она только и думала что о золоте, ведь, как известно, императрица вела роскошную жизнь и золота ей всегда не хватало.

«Чем больше, тем лучше», — без конца повторяла она. И слова эти были объявлены всеобщим законом, они красовались на всех государственных зданиях, набранные бронзовыми буквами.

Под конец и бассейн стал узким для рыбы. Тогда-то Страпация и повелела воздвигнуть вот это самое здание, руины которого вы видите перед собой, мои дамы и господа. Это был огромный круглый аквариум, доверху заполненный водой, в нем-то рыба и смогла наконец спокойно вытянуться во весь рост.

Самолично, день и ночь, сидела императрица вон на том месте и наблюдала за гигантской рыбой — не превратилась ли та в золото. Она не доверяла никому: ни своим рабам, ни своим родственникам, она боялась, что рыбу могут украсть. Так она там сидела, все худея от страха и заботы, и, не смыкая глаз, охраняла свою рыбу, которая весело плескалась в аквариуме, вовсе и не думая превращаться в золото. Постепенно Страпация совсем запустила государственные дела. А Трясуны и Трусоватые только того и ждали. Под водительством короля Ксаксотраксолуса предприняли они еще один военный поход и в мгновение ока завоевали всю страну, не встретив ни одного солдата. Народу было все равно, кто им управляет.

Когда императрица Страпация обо всем этом узнала, она воскликнула свои знаменитые слова: «Горе мне! О хоть бы я…» Конец этой знаменательной фразы, к сожалению, не сохранился. Но зато точно известно, что она бросилась в аквариум и утонула возле рыбы, поглотившей все ее надежды. Король же Ксаксотраксолус повелел к празднику победы заколоть кита, и восемь дней весь народ получал жареное рыбье филе.

Из этого вы видите, мои дамы и господа, к чему может привести легкомыслие!

Этими словами закончил Джиги экскурсию, и видно было, что рассказ произвел на слушателей сильное впечатление. Почтительно смотрели они на развалины. Только один сомневающийся недоверчиво спросил:

— И когда все это происходило?

Но Джиги, как известно, никогда не лез за словом в карман.

— Императрица Страпация была, как известно, современницей знаменитого философа Нойозиуса Старшего, — ответил он.

Сомневающийся не захотел, конечно, признаться, что понятия не имеет, когда жил знаменитый философ Нойозиус Старший, и поэтому только пробурчал:

— Ага, благодарю вас.

Все слушатели были глубоко удовлетворены и сказали, что они не напрасно пришли сюда, что никто еще им о тех далеких временах так интересно не рассказывал. Тут Джиги, сама скромность, протянул свою перевернутую кепку, и туристы поспешили его отблагодарить. Даже сомневающийся бросил в нее несколько монет. Впрочем, c тех пор как здесь поселилась Момо, Джиги никогда не рассказывал одну и ту же историю дважды. Это было бы слишком скучно. Когда Момо бывала среди слушателей, ему чудилось, будто у него внутри вдруг открывался какой-то шлюз, и целый поток выдумок устремлялся на свободу. Самому ему почти думать и не приходилось.

Но больше всего любил Джиги рассказывать свои истории маленькой Момо, когда они были одни. Чаще всего это были сказки, которые Момо очень любила. Почти всегда в них рассказывалось о Момо и Джиги. Эти сказки предназначались только для них, и звучали они совсем по-другому, чем все остальные рассказы Джиги.

В один прекрасный теплый вечер сидели они оба на верхнем краю каменных ступеней. В небе уже засветились первые звездочки и большая серебряная лупа поднималась над черными силуэтами пиний.

— Может, расскажешь сказку? — тихо спросила Момо.

— Хорошо, — сказал Джиги, — о чем?

— Лучше всего о Момо и о Джилорамо, — ответила Момо.

Немного подумав, Джиги спросил:

— А как она должна называться?

— Может быть: «Сказка о Волшебном Зеркале»?

Джиги задумчиво кивнул:

— Звучит неплохо. Посмотрим, как она сложится.

Он положил руку на плечо Момо и начал:

— Жила-была когда-то прекрасная принцесса по имени Момо, она ходила в шелках и бархате, а ее дворец стоял высоко над миром на покрытой вечным снегом вершине — весь из разноцветного стекла.

У принцессы было все, что только можно себе пожелать, ела она только изысканные блюда и пила сладчайшие вина. Спала на шелковых подушках и сидела на стульях из слоновой кости. Она ни в чем не нуждалась — но была совсем одна.

Все вокруг: ее слуги, горничные, ее собаки и кошки, и птицы, даже ее цветы, — все это были лишь отражения, зеркальные отражения.

Дело в том, что у принцессы Момо было большое круглое Волшебное Зеркало из чистейшего серебра. Каждый день и каждую ночь она отправляла его гулять по свету. И Зеркало парило над странами и морями, над городами и полями. Люди, видевшие его, ни капельки не удивлялись, они просто говорили: «Это Луна».

Каждый раз, когда Волшебное Зеркало возвращалось, оно отдавало принцессе все отражения, которые ему удавалось собрать во время своего путешествия.

Одни были красивыми, другие уродливыми, одни интересными, другие скучными — какие уж Волшебному Зеркалу по дороге попадались. Понравившиеся принцесса забирала, остальные выбрасывала в ручей. И отпущенные на свободу отражения быстро ускользали назад — к своим владельцам. Поэтому, когда мы наклоняемся над каким-нибудь колодцем или какой-нибудь лужей, мы там всегда видим свое отражение.

Еще я забыл сказать о том, что принцесса Момо была бессмертной.

Своего собственного отражения в Зеркале она еще никогда не видела. Дело в том, что тот,