Студенты-нацисты затевали драки и устраивали беспорядки, чтобы сорвать университетские занятия. Они избивали студентов и преподавателей, осмелившихся высказаться против Гитлера. Забрасывали аудитории зловонными бомбами, чтобы там было невозможно находиться. В ответ на это полиция стала разгонять студенческие демонстрации слезоточивым газом. На случай, если кто-то плохо представлял себе, что будет с Австрией, если нацисты придут к власти, к нам приезжали с лекциями немецкие писатели. Встречи с ними проходили в концертном зале. Я хорошо помню своего кумира, Эриха Кестнера, автора прекрасной детской книжки «Эмиль и сыщики», и Томаса Манна. Манн, нобелевский лауреат, создатель «Волшебной горы», был так суров, строг и мрачен, что во мне все замирало.

«Не знаю, что этот день значит для вас, – сказал тогда Манн, обращаясь к протестующим против насилия и нацизма, – но для меня он значит много больше».

Некоторые наши знакомые стали носить белые носки в знак поддержки нацистов. В их числе были Рудольф Гиша, звезда математики «Фройляйн Энштейн», Эльфи Вестермайер и ее ухажер, Франц Сехорс. Я решила, что это временное помутнение.

Видите ли, я была слепа, я осознанно старалась не замечать такие вещи. Конечно, это было не более уместно, чем бабушкины кактусы, которые она так упорно разводила у себя в Штокерау.

Австрийские нацисты стали убивать лидеров социалистического движения. 25 июля 1934 года они убили канцлера Дольфуса.

Объявили военное положение. Улицы кишели полицейскими и вооруженной охраной, особенно у дверей посольств, которых в нашем районе было немало. Как-то раз, возвращаясь домой с учебы, я увидела, как полицейский на мотоцикле подъехал к двоим парням, потребовал предъявить документы и проверил их портфели. Я свернула на Аргентиниерштрассе. Там полным ходом шел обыск еще одного молодого человека, а рядом допрашивали его подругу – девушку моего возраста.

Не буду врать, тогда я даже хотела, чтобы и меня задержали. Тогда мне было бы о чем рассказать друзьям. Но меня не замечали! А даже если и смотрели в мою сторону, то абсолютно равнодушно. Что-то во мне заставляло полицию думать: «глупая», «невинная», «ничего интересного». В городе было опасно, но я, двадцатилетняя будущая судья, передвигалась совершенно спокойно. На вид мне было четырнадцать. Никто не видел во мне угрозы.

После смерти Дольфуса канцлером стал Курт фон Шушниг. Его не слишком любили, но уважали. Люди надеялись, что фон Шушниг сумеет противостоять планам Гитлера.

Мы с Пепи гуляли по Вене, читали друг другу вслух и вместе мечтали о социалистическом рае. Гитлер, тем временем, успел ввести войска в Рейнскую область и разжечь в Испании гражданскую войну. Итальянцы должны были стать союзниками Австрии, но решили объединиться с Гитлером, чтобы напасть на Эфиопию.

А потом умер мой отец.

Это случилось в июне 1936 года. Папа, стоя на пороге ресторана в отеле «Бристоль», окинул взглядом зал – чисто ли на столах, на месте ли официанты – и упал замертво.

Эта беда пришла так неожиданно, что мы оказались совершенно беспомощны. Рухнула наша скала, наша каменная стена.

Мама сидела в гостиной, глядя в никуда. Волосы ее были неприбраны, лицо – залито слезами. Мими рядом сидела совершенно молча. Ее держал за руку ее молодой человек, мой сокурсник и друг Мило Гренцбауэр. Наша младшая, Ханси, никак не могла унять рыдания.

Я ходила на кухню и обратно, принося кофе зашедшим выразить соболезнования. Пришла наша консьержка, фрау Фалат. Юльчи, моя двоюродная сестра, пришла с женихом, высокомерным и красивым чешским портным по имени Отто Ондрей. Юльчи от него не отходила, сжимала его руку и беспрестанно вытирала лицо его платком.

Пепи пришел с матерью. Она сидела рядом с мамой и делилась с ней тяготами одинокой жизни, параллельно чуть ли не прямо интересуясь у других гостей, сколько денег оставил папа.

Я была на кухне с Пепи. Он гладил меня по голове и повторял, что все будет хорошо.

Я ему не верила. Неожиданно я почувствовала себя гораздо более уязвимой, беспомощной перед политическими неурядицами. Как пережить эти смутные времена без защиты отца? Тем летом на Олимпиаде в Мюнхене немецкие спортсмены отдавали честь своему уродливому фюреру. Каждая медаль Германии казалась мне новым ударом, направленным на нашу семью.

Нужно было обеспечивать семью, и мама решила открыть собственное ателье. Она собиралась вырезать из журналов картинки с модными нарядами и давать клиентам возможность лично выбрать ткань и варианты отделки. По обычаю того времени она должна была обойти остальных портних нашего района и спросить, не возражают ли они против того, чтобы она открыла свое заведение.

Все они без исключения одобрили ее решение. Получив такую поддержку, мама поняла, как уважают ее наши соседи.

Со своей стороны я набрала новых учеников – столько, сколько могла – и изо всех сил готовилась к государственному экзамену. Я думала, что нужно только стать доктором юридических наук и начать хорошо зарабатывать, а политические проблемы решатся сами собой.

Мне было крайне сложно сосредоточиться. На учебе мне приходилось продираться сквозь сплошной туман боли и отчаяния. Я часто сидела в библиотеке перед открытой книгой, не в силах ее читать. Как-то ко мне подсел Антон Ридер, моя старая школьная любовь. Он вырос без отца и прекрасно знал это ощущение абсолютной потерянности и беспомощности, эту необходимость резко и преждевременно повзрослеть.

«Ты все еще красива», – сказал он.

«А ты всегда был галантен».

«Я записался в Консульскую академию. Не потому что так уж мечтаю стать дипломатом, а потому что они согласны дать мне стипендию».

«Но это же прекрасно, Антон. Ты сможешь путешествовать, может, поедешь даже в Англию или Америку».

«Будь со мной».

«Что?»

«Я знаю, что ты встречаешься с Пепи Розенфельдом, но он слишком умный. Для него мозги всегда будут важнее совести. Ты достойна лучшего. Ты знаешь, я давно в тебя влюблен. Бросай его и будь со мной. У меня ничего нет. Твой отец тоже умер, и у тебя тоже ничего нет. Мы будем идеальной парой».

Он наклонился над библиотечным столом и взял меня за руку. Антон был такой красивый, такой честный и открытый. На секунду я даже подумала: «Возможно. Почему бы нет?». И в этот момент, конечно, я сразу вспомнила весь долгий ряд причин, почему нет, и Антон, разумеется, все прекрасно понял. Мудрый, как юный дипломат, он поцеловал мне руку и распрощался.

К нам зашел познакомиться новый сосед – приятный и общительный джентльмен по фамилии Деннер. Совсем недавно у него от туберкулеза умерла жена. Она долго и тяжело болела. Теперь у него осталось две дочери: Эльза, которой было одиннадцать, и четырнадцатилетняя Кристль. Деннеру нередко приходилось уезжать в командировки, и девочки должны были заботиться о себе самостоятельно. В связи с этим он решил найти им преподавателя, чтобы они не отставали в учебе. Консьержка горячо рекомендовала мои услуги, а я с радостью согласилась. Мы договорились, что каждый день после университета я буду проводить время с его дочерьми.