Он взял полупустой графин и снова отошел к окну. Солнце клонилось к горизонту, тени становились длиннее. Винсент наклонил графин, чтобы наполнить стакан, и обнаружил, что у него сильно дрожат руки. Давно уже сожаления о прошлом не набрасывались на него с такой яростью. Перед его мысленным взором встали лица обеих его юных жен. Они обе были нежными и милыми, каждая по-своему, были одновременно и похожими, и непохожими одна на другую. И у обеих отняли целую жизнь, полную радости и веселья. Это он украл у них жизни.

Нет. Он никогда больше не женится. Рождение ребенка для любой женщины связано с риском. А иметь ребенка от него — это смертный приговор. Как он может обречь на такую же судьбу еще одну женщину?

Винсент взял стакан, графин и тяжело опустился в большое красновато-коричневое кресло с высокой спинкой. Поставил локти на мягкий кожаный подлокотник и, аккуратно держа стакан, оперся подбородком на сцепленные пальцы. Его мысли унеслись в прошлое, к давно похороненным воспоминаниям. К двум прекрасным, совершенно здоровым младенцам, которых он подержал на руках, прежде чем уложить вместе с их матерями спать вечным сном.

Винсент сидел в кресле и смотрел в окно, как небо постепенно темнеет. Когда в комнате стало холодно, лакей зажег дрова в камине, Карвер заменил пустой графин от виски новым. Винсент выпил больше, чем обычно. Больше, чем он привык пить. Такого он никогда себе не позволял. Но он не был пьян, его просто охватило какое-то оцепенение.

С грустной улыбкой он признался себе, что сегодня ему все равно. Что только сегодня, только в этот раз он позволит себе погрузиться в трясину жалости к себе. Он поднял графин с пола, куда поставил его раньше, и снова подлил себе виски. Сделал еще один глоток и опустил руку.

— Ваша светлость желает, чтобы сегодня вечером подали экипаж? — спросил Карвер с порога комнаты.

Винсент тяжело вздохнул.

— Карвер, на какой прием я сегодня должен ехать?

— Ваша светлость, сегодня четверг.

Винсент откинул голову на подголовник кресла и улыбнулся.

Четверг.

— Да, Карвер, пусть подают мой экипаж.

Винсент поставил стакан на ближайший столик и встал. Никогда еще он не был так рад четвергу.

Рейборн вышел из экипажа, прошел несколько шагов и поднялся по каменным ступеням элитного борделя, который он посещал каждый четверг после смерти второй жены. После чрезмерного количества выпитого виски он чувствовал странную расслабленность в ногах. Винсент не мог припомнить случая, когда бы он так же терял контроль над собой, разве что в первую неделю после похорон первой жены. И еще неделю после того, как он похоронил вторую. Единственные две недели в жизни, когда он позволил себе проникнуться жалостью к себе, прежде чем вновь вернуться к роли герцога, которую он был рожден исполнять всю жизнь.

Сегодня вечером в его временной потере самоконтроля был виноват его кузен и наследник. Как же много мальчишке нужно усвоить! Если завтра с Винсентом что-нибудь случится и Кевин станет следующим герцогом Рейборном, все будет потеряно. Этот мот не имеет ни малейшего понятия об ответственности, которая ляжет на его плечи. У него нет даже отдаленного представления о том, какие требования наложит эта роль на его жизнь. При одной только мысли об этом у Винсента стыла кровь.

Он посмотрел на красивый лондонский дом, куда он неизменно приезжал вечером по четвергам. Да, это было ему необходимо. Давно уже он так сильно не нуждался в разрядке, как сегодня вечером. Ему нужна эта возможность погрузиться в мягкое женское тело и утолять свою страсть до тех пор, пока он не забудет обо всем, что он потерял и чего у него никогда больше не будет. Ему нужно провести ночь в этом месте, где вероятность, что он сделает женщину беременной, минимальна.

Вот почему Винсент никогда не заводил любовницу. Не каждая женщина, готовая отдать свое тело мужчине в обмен на наряды, драгоценности и красивый дом, знает, как не допустить, чтобы мужское семя дало плод. Поэтому существовало только одно место, куда он мог спокойно отправиться, когда эта сторона его человеческой природы требовала разрядки. Единственное место, где он может удовлетворить свои физические потребности, не добавляя новых эмоциональных шрамов на свое и без того уже израненное сердце, — это у мадам Женевьевы.

Мадам Женевьева обслуживала только избранных клиентов, и ее девушки, все без исключения, были выше классом, чем в любом другом лондонском борделе. Винсент был уверен, что некоторые из них в действительности были не очень удачливыми представительницами высшего света. Не важно, по каким причинам они оказались у мадам Женевьевы, а Винсент предполагал, что причин может быть множество, но эти девушки, которые отдавали свои тела для удовольствия мужчин, оказались здесь по собственному желанию. Они были готовы и даже жаждали удовлетворить каждую прихоть мужчины, но были хорошо осведомлены обо всех доступных способах не допустить беременность. И это было первостепенной заботой Винсента, его главным правилом. После смерти второй жены он дал себе клятву, что никогда больше не позволит ни одной женщине зачать от него. Что ни одна женщина больше не умрет, рожая его ребенка. Чтобы это было наверняка, Винсент использовал дополнительную меру предосторожности: он всегда изливал семя вне тела женщины. Это правило он установил для себя после смерти Анджелины и всегда его придерживался.

Пока ноги несли Рейборна к борделю, его плоть напряглась от предвкушения. Толстая дубовая дверь открылась еще до того, как он подошел к входу.

— Ваша светлость.

Лакей в темно-малиновой ливрее царственно поклонился.

— Добрый вечер, Дженкинс. Твоя хозяйка дома?

— Да, сэр. Она вас ждет в Гардениевой комнате.

Винсент улыбнулся. Да, правильно он сделал, что приехал.

— Спасибо, Дженкинс. Я найду дорогу.

— Как пожелаете, сэр.

Дворецкий прошел через выложенный плиткой холл и скрылся из виду. Винсент прошел мимо изогнутой лестницы, ведущей наверх, где находились отдельные комнаты, потом миновал полдюжины гостиных — Одуванчиковую, Гиацинтовую, гостиную Азалий, Маргаритковую, гостиную Ноготков. Наконец он подошел к Гардениевой гостиной, негромко постучал и повернул ручку двери.

Как обычно, в нос ему ударил запах цветов. По всей комнате на столах и на подставках были расставлены букеты от недавних поклонников, с десяток или даже больше. Винсенту пришлось поискать хозяйку взглядом, но в конце концов он ее нашел, она стояла у окна. Когда он вошел в комнату, мадам Женевьева повернулась и встретила его с улыбкой:

— Ваша светлость!

Она сделала грациозный реверанс.

Рейборн позволил себе несколько мгновений полюбоваться ее красотой. Женевьеве было лет двадцать девять, но Винсент не мог представить себе, что на ее миниатюрной чувственной фигуре когда-нибудь скажется разрушительное действие возраста. На Женевьеве было изысканное, сшитое по последней моде платье нежнейшего желтого цвета. Волосы, собранные на макушке, ниспадали на плечи водопадом густых кудрей. На ее лице почти не было косметики, лишь немного румян на щеках, да губы чуть тронуты красной помадой. Она была красива и при этом очень элегантна. Несравненная красавица. Когда она подняла глаза и встретилась с ним взглядом, он не мог не улыбнуться: