Таким образом, если не брать в рассмотрение сговор между садовником и кем-то еще – маловероятное, но допустимое предположение, – нам придется исследовать только несколько минут примерно в 11.15 утра, еще несколько примерно в 11.30, промежуток от полудня до 13.45 и еще несколько минут примерно в 15.30. Это, так сказать, предварительно, поскольку вы обнаружите некоторое исключение из моего заявления.

И все же, господа присяжные, я прошу вас помнить об этих промежутках времени, поскольку каждый я тщательно рассмотрю; ведь, полагаю, мой ученый коллега, защищающий клиента, заявит, что эти промежутки могли предоставить кому-то еще доступ к цианистому калию и табаку.

Вполне возможно, мой ученый коллега объявит также, что у этих других людей были мотивы желать Генри Каргейту смерти. И тут позвольте мне сознаться. – Мистер Блэйтон взглянул на присяжных чересчур честным взглядом. – Ход мысли всех причастных почти делает им честь. Может показаться, что все в Скотни-Энде были полны лучших побуждений, пусть даже эти побуждения привели к преднамеренному убийству. Позвольте мне сознаться еще в том, что Генри Каргейт не был идеальным человеком. Случилось так, что его первое имя, которым, по требованию его светлости, я не утомлял вас, – Ланселот. Но уж точно не Галахад. Иначе имя никак не соответствовало бы его характеру; хотя мы, по счастью, не обсуждаем здесь аспекты полового воспитания, нельзя признать, что он был чист сердцем.

Мистер Блэйтон замолчал и, скорбно покачав головой, продолжил:

– Однако, господа присяжные, убивать нельзя даже самых нечестивых.

Заметив тень улыбки на губах старшины присяжных, Блэйтон заторопился:

– Упомянутые мной вопросы будут рассмотрены более подробно посредством представленных вам свидетельств. Я покажу, почему, по мнению обвинения, хотя у многих были возможность и мотив, лишь кто-то один воплотил зловещие намерения на практике. Мне предстоит доказать, кто это был, и так выстроить шаг за шагом установленные факты, чтобы и вы пришли к тем же выводам.

Послушать Анструтера Блэйтона, так это лично он, при некотором участии помощника, проделал всю работу по отбору фактов, на которых строилось обвинение. Однако справедливости ради следует упомянуть, что немного поработали также полиция графства, инспектор Фенби и Скотленд-Ярд.

Инспектор Фенби поначалу счел обстоятельства происшествия весьма заурядными. Даже если местная полиция оказалась неожиданно загружена – именно так начальник полиции объяснил свое неохотное решение обратиться за помощью в Скотленд-Ярд, – все равно там должны были во всем разобраться самостоятельно. Однако инспектор старался избегать скоропалительных выводов; он подозревал, что дело не только в том, чтобы выяснить, кто приобрел цианистый калий – для этого достаточно проверить журнал регистрации продаж ядов у нескольких аптекарей.

Представленный ему краткий отчет свидетельствовал, что Каргейт умер от яда, проникшего через слизистую носа в процессе употребления табака. Цианистого калия в порошке, собранном доктором Гардинером и переданном коронеру, было столько, что стоило дивиться, почему самого Каргейта не остановили ни запах, ни цвет. Впрочем, по сведениям начальника полиции, Каргейт, доставая табакерку, был уже на взводе и ни на что не обращал внимания. Скорее всего, анализ покажет, что табак почти на треть заменили цианистым калием. Более того, эксперт – на основе предварительных заключений, требующих проверки, – склонялся к мнению, что кристаллы кто-то размельчил, дабы смешать их с коричневым порошком. И в таком виде, разумеется, они впитались еще быстрее.

Когда начальник полиции добавил, что удалось отследить покупку яда, Фенби сразу почувствовал: сейчас он услышит нечто, от чего дело окажется вовсе не таким простым. И разумеется, интуиция его не подвела: яд был куплен в открытую в Грейт-Барвике для вполне законных целей, причем куплен человеком, который от него же и умер.

– Так что, – продолжал начальник полиции, – тут одно из двух. Или Каргейт сознательно совершил самоубийство – но для этого не видно никаких оснований. Или по неосторожности ввел кого-то в искушение. Другими словами, это не похоже на заранее обдуманное преступление. И, кстати, думаю, что несчастный случай можно исключить – раз уж кристаллы кто-то размолол.

Фенби пришлось согласиться, хотя и с грустью. По опыту он знал, что непреднамеренные преступления либо так очевидны, что их и ребенок раскроет, либо убийце выпал редкий шанс, и найти его невозможно – просто не с чего начинать.

Если преступление из таких, то у начальника местной полиции было немало причин перекинуть ответственность Скотленд-Ярду. Фенби терпеть не мог богачей, которые бездумно покупают яд и потом от него принимают свою смерть. Просто вопиющая небрежность. Но тут Фенби просиял. Если кристаллы размолоты, значит, можно выяснить, как это было сделано. Более того, тут и речи нет о непреднамеренности.

Время действовать; и первым делом нужно предупредить Лея: возможно, понадобится притормозить организацию похорон, и, конечно, утверждение завещания клиента. Кроме того, надо ознакомиться с текстом завещания.

Фенби представлял себе старшего партнера фирмы «Андерсон и Лей» пожилым, солидным, довольно педантичным человеком, знатоком прецедентов, не намеренным в такой степени отклоняться от добродетельной корректности, чтобы быть действительно полезным. Так что Фенби сильно удивился, когда увидел вполне молодого человека, внимательного, словоохотливого и ухватывающего суть буквально с полуслова.

– Скотленд-Ярд занялся делом моего только что умершего клиента? Быстрая работа, инспектор, – весело сказал Лей. – Секретарь Каргейта позвонила нам только поздним утром – честно, сказать, я был на обеде. Как он умер? Когда днем я перезвонил мисс Нокс Форстер, чтобы договориться о встрече, она вроде бы говорила о сердечном приступе.

– Может, так, сэр, а может, и нет. Поэтому я здесь.

– Ясно. – Лей даже присвистнул. – Полагаю, вы мне больше ни слова не скажете, зато хотите многое узнать от меня?

– Именно. – Фенби не видел смысла искать обтекаемые формулировки. Лей, безусловно, правильно понял его истинные намерения. Во многом Фенби добивался успеха именно потому, что быстро разбирался в людях и понимал, кого нужно подстегивать, а кому дать возможность говорить самостоятельно.

– Полагаю, – продолжал Лей, – вам известно, что я душеприказчик?

– Известно.

– Любопытно, откуда? Мой служащий сообщил об этом мисс Нокс Форстер сегодня утром; видимо, вы узнали от нее?

– Косвенно. Она сказала доктору, он сказал нам. Это если коротко. Вот только ни мисс Нокс Форстер, ни кто другой в Скотни-Энд-холле, как я понял, не знают, что Каргейт умер не естественной смертью. Знают, что возможно расследование коронера, но не знают, что именно нас интересует; и пока не стоит им ничего сообщать. Если Каргейт убит кем-то из усадьбы или из деревни, то этого человека будут допрашивать; пусть лучше он – или она – не догадываются, с какой целью. Даже мисс Нокс Форстер следует оставить в неведении, иначе она может неосознанно встревожить его или ее. Это если она сама ни при чем…