Отслужив положенный срок, не отмеченный ни особыми наградами, ни взысканиями, Харди якобы получил профессию садовника в Центре профессиональной подготовки. Впрочем, даже у Йокельтона возникали сомнения – что могла дать подготовка, пройденная заочно в последние недели службы.

В одном Йокельтон не сомневался: Каргейт, которому явно требовались еще садовники, должен дать Харди Шотландцу испытательный срок и направить его на дополнительное обучение. Каргейт, однако, с этим не соглашался ни в малейшей степени.

– Мне нужны компетентные работники, – заявил он. – У меня нет ни желания, ни возможности учить людей тому, что им положено знать, чтобы поступить ко мне на работу.

Йокельтон только и мог повторять:

– Вы же знаете, что Харди Шотландец учился…

– Вы называете курс армейского центра подготовки обучением? Там получают крохи знания – чтобы пускать пыль в глаза доверчивой публике.

– И все же вы должны дать ему испытательный срок. Если он совсем не справится, тогда другое дело, но я думаю, что он справится. Харди дисциплинированный человек, его легко учить.

Каргейт в ответ только расхохотался:

– За срок службы в армии люди не успевают проникнуться дисциплиной, а как только выходят в запас, начинается обратная реакция, и они идут вразнос. Все, чему они научились в армии, все, что они помнят, – как увиливать от работы; и в этом они преуспевают.

– Я с вами не согласен. Абсолютно! – Викарий был готов потерять терпение. – Кроме того, не могу не заметить, что человеку пришлому очень сложно найти здесь жилье. А семья Харди Шотландца живет прямо рядом с почтой…

– Я знаю – и слишком хорошо – о недобром отношении ко мне местных жителей. – Хозяин усадьбы бросил многозначительный взгляд на Йокельтона. – И знаю, кому этим обязан.

– Вы что же, полагаете…

– Полагаю. – На самом деле Каргейт об этом даже не думал, но решил раз и навсегда покончить с приставаниями викария. – Я вовсе не такой дурак, каким вы, похоже, меня считаете; и если я замечаю организованный протест в кучке неотесанных крестьян, которым в жизни самостоятельно не придумать практический способ выражения неприязни – а ею они только оказывают мне честь, – я оглядываюсь в поисках организатора; и если я вижу единственного в округе человека, у которого ума хватит разработать план, я в состоянии сложить два и два.

– Естественно, раз вы исходите из серии совершенно ложных посылок, то можете путем логических рассуждений прийти к фантастически абсурдным выводам…

– Я всегда исхожу из фактов. Придется вам напомнить, что вы сами сказали о препятствиях на моем пути.

– Сказал. Однако препятствия воздвиг не я. Должен признать, что некоторые стороны вашего поведения затрудняют мне выполнение моих обязанностей. Я надеялся обстоятельно с вами сегодня поговорить, но в вашем нынешнем настроении это бесполезно.

– Совершенно бесполезно! Полагаю, разговоры закончены? Раз и навсегда.

– Препятствия возникают, – продолжал Йокельтон, полный решимости высказаться, – из стихийных выступлений и единого мнения всех жителей Скотни-Энда…

– И вы всерьез хотите убедить меня, что единое мнение не выпестовано заботливыми руками? Вы удивитесь, если я скажу, что у меня есть доказательства?

– Конечно, удивлюсь.

– Хорошо, тогда я сейчас предъявлю их. – Каргейт повернулся, чтобы позвонить дворецкому, но замер. – Впрочем, лучше принесу сам. Доказательство простое, только не помню точно, куда я его положил.

Через несколько минут он вернулся в комнату и, подойдя в гневе к камину, сердито дернул звонок.

– Рейкс, часы в холле снова отстают, – объявил Каргейт вошедшему дворецкому. – Сейчас 11.17, а они показывают 11.15. Я еще вчера велел их поправить.

– Часовщик из Грейт-Барвика, сэр, пока не…

– Я велел их поправить!.. Так вот, мистер Йокельтон, вы удивитесь, когда я скажу, что для меня ваш приход… – Каргейт внезапно замолчал. – Смотрите на мою табакерку? Правда, прелесть? Принадлежала одному из друзей принца-регента, который, как и я, иногда позволял себе понюшку-другую. Вокруг центрального изумруда – его монограмма. Кстати, мистер Йокельтон, изумруд был на месте утром, когда я отдал табакерку Рейксу, чтобы тот вычистил остатки слежавшегося табака. Странно, изумруд пропал после того, как вы обратили внимание на табакерку… Однако вернемся к приходскому журналу. Ваша статья «Долг взаимопомощи» в такой небольшой общине, как Скотни-Энд, несомненно…

– Вы только что предположили… – Йокельтону потребовался с десяток секунд, чтобы прийти в себя, – что я украл ваш драгоценный камень?

– Он и раньше плохо держался, и его легко было вытащить, немного поднажав. Но давайте по очереди. Статья, как я говорил, откровенно нацелена против меня и активно внушает жителям Скотни-Энда точку зрения, которую я нахожу прискорбной.

– Стоп. Я отказываюсь слушать, пока вы не откажетесь от обвинений!

– По поводу изумруда? Может, я и ошибся. Просто удивительное совпадение. Вы, наверное, не откажетесь, чтобы вас обыскали?

– Да вы что, мистер Каргейт! Позвольте напомнить, что я викарий этого прихода!

– Ага! Ясно, хотите избежать обыска. Изумруд очень дорогой.

Йокельтон на минуту задумался. Обвинение было смехотворным. Каргейт, вероятно, специально сам пошел за приходским журналом, чтобы оставить посетителя одного в библиотеке Скотни-Энд-холла. А возможно, и в предложении об обыске таилась уловка. Дальновидный викарий представлял себе возможное развитие событий.

– Я не позволю вам меня обыскивать, – ответил он, – потому что вы наверняка подкинете мне камень. Если еще не подкинули.

– Я гляжу, вы опытный человек, – радостно отметил Каргейт.

Тут же он оставил легкомысленный тон и заговорил, уже не стараясь скрыть презрительный гнев:

– Позднее я покажу вам осиное гнездо. Вот на столе, рядом с моей табакеркой, стоит пузырек с цианистым калием. Вечером мой совершенно некомпетентный садовник воспользуется содержимым пузырька, чтобы уничтожить мерзких насекомых. Стоя рядом с гнездом, мы прекрасно разглядим – издалека, к счастью, – деревню Скотни-Энд. Надеюсь, ее обитатели причинят мне меньше беспокойства, чем обитатели гнезда, ведь я с одинаковой легкостью в состоянии разобраться и с теми, и с другими.

– Послушайте, сэр! Какая бесчеловечность!

– Пусть даже сама осиная царица жужжит над ухом и раздражает меня тупым шумом или тупой писаниной, пусть даже грозит ужалить – если б могла. В самом деле, очень хочется показать вам это гнездо.

– Я не желаю его видеть.

– Не важно. Когда мы подойдем туда, я заберу у вас изумруд и объясню, как он у вас оказался. Фокус простейший, мистер Йокельтон; возможно, учитывая вашу репутацию и род занятий, он бы и не выгорел, но его всегда можно при необходимости повторить – более тонко и убедительно. Так что позвольте я провожу вас до осиного гнезда – и на выход. Вам больше незачем тут появляться. Сюда, пожалуйте… А, мисс Нокс Форстер!