litbaza книги онлайнДетективыСкелет в шкафу художника: Повесть - Яна Розова

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 5 6 7 8 9 10 11 12 13 ... 60
Перейти на страницу:

— Он жутко честный был, — сказала я без одобрения. — Не хотел связи использовать. Хотя прекрасно мог бы!

— Да, понимаю. — Ижевский вздохнул. — Вот так и вышло!

— В общих чертах я все знаю. Только про Кострова не знаю. Как раз за год до ее смерти я уехала поступать, в Питер. Провалилась и осталась еще на год. Работала, готовилась к следующей попытке. А потом пришла телеграмма о том, что мама умерла, и я срочно приехала домой. А что да как, не знаю!

Я не просто не знала обстоятельств смерти своей мамы, я не хотела знать! Боялась услышать самое страшное для себя — то, что она была одинока… Очень страшная смерть для молодой, в сущности, женщины: накинуть петлю на шею и оттолкнуть табуретку. Я объясняла ее поступок для себя ранимостью творческой натуры, накоплением критической массы бед, возрастным кризисом, безнадежностью.

— Сорвалась она, пыталась с собой покончить. Я не знаю, мы с ней после теплых встреч в крайкоме не очень-то дружили. Но Гродин — маленький город, и слухи до меня доходили. Я слышал, что сорвалась она тогда, когда у нее появились реальные перспективы выйти из тени. Тогда, после перестройки, стали вылезать все, кому не лень. Только тявкни пару раз на соцреализм и поплачься, что тебя зажимали партийные боссы, вроде Миши Ижевского, и глядишь, уже персональная выставка, уже — член Союза художников, уже — за границей! Но Маргарита и на это не пошла. В последний год жизни она отправилась к Кострову. Говорила, что плачет, не спит, не может работать. А не может работать — не может жить.

Мне было стыдно. Я вообще ничего такого не знала! Звонила домой из Питера, она говорила, что все хорошо, даже шутила. Не то чтобы мы не были близки с ней, просто мама всегда жила своей внутренней жизнью, она была для нее больше, чем реалии каждого дня. Пытать ее на предмет душевного состояния было бы жестоко. В этом смысле папа был прав — рядом с ней живешь как с привидением.

— И Костров увлекся ею, вот такой разбитой?

— Так ведь он психиатр, это его контингент! — рассмеялся Ижевский невесело. — И он увлекся ее талантом. Он рассказывал о ее картинах, как о чем-то необыкновенном, просто был без ума от них. Знал, что со временем они вырастут в цене. И она всегда была красавицей, даже тогда.

— Я знаю. А он мне не говорил о ней…

— Да он просто не знает, что ты ее дочь. Что общего между Ритой Садковой и Варей Багровой? Прости, детка, но ты на нее совсем не похожа.

Это было не обидно, потому что сравниться с моей мамой могла бы только Брижит Бардо. Правда! Те же густые, тяжелые, вьющиеся светлые локоны, огромные миндалевидные карие глаза, капризный рот маленькой девочки, познавшей чуть больше, чем положено знать девчушкам. И тело богини. Оно было настолько совершенно, что вызывало даже у мужчин скорее священный восторг, чем желание.

И я — ее дочь! Мелкие и неправильные черты лица, серые волосы, серые глаза, субтильная фигурка, локти, колени — все как на шарнирах. Сегодня я была зеленоглазой блондинкой с пышной грудью, но сути это не меняло. Я ничем на маму не походила. К тому же бог обидел дочь гения способностями и наградил мерзким характером, который уже привел меня к краю пропасти.

И она была! Была собой, личностью, самодостаточной, творческой и полноценной, а я стала лишь проекцией чужих грязных мыслей. Отражением чужих недобрых слов. Меня нет. Почему так? Никто не знает.

— И он лечил ее? — Я снова вернулась к разговору, внезапно разбудившему в моем сердце печаль.

— Да.

— И она дарила ему свои картины?

— Думаю, да.

— Хочу посмотреть. У меня почти ничего не осталось от мамы. Так, два-три эскиза, ранние акварели, пара пейзажей. Все, что было в квартире, мама завещала Гродинскому художественному музею. Я даже немного обиделась на нее за это. А оказывается, есть еще картины последнего года…

— Как ты красиво сказала, — перебил меня Ижевский, — «Картины последнего года»! Надо будет использовать. Только это подойдет к уже умершим художникам.

Он спросил еще что-то, но я не расслышала его. Мой взгляд, поблуждав по лицам зрителей, нашел стальной силуэт молодого начинающего художника. Рядом с ним, спиной ко мне, стояла женщина, которую, даже не видя ее лица, можно было бы назвать красивой. Ну, есть такое в некоторых людях — мужчинах и женщинах — они красивы с любого бока. Хочу заметить, что говорю о красоте не только физической. Говорю о том, что одухотворяет биологическую особь, об особой божьей искре. Эта женщина была такой, и я напряглась, закусив губу, боясь угадывать будущее. Мне стало страшно.

Женщина, кивнув напоследок гордой головой с красивой современной стрижкой, отошла и пропала в толпе. Я так и не разглядела ее, только запомнила прямую балетную спину. Тимур почувствовал мой прожигающий взгляд и поднял глаза. Наши взгляды скрестились, я жадно сканировала его сетчатку, надеясь, что на ней осталось изображение той феи. Тимур вопросительно поднял брови и отвернулся.

«Вот и расплата», — решила я. Иначе и быть не может. О личной жизни мужа после нашего разрыва я не знала ничего. У всех художников бывают всякие музы и поклонницы, это нормально, но о музах и поклонницах Багрова я ничего не знала. Думаю, с его темпераментом он не мог долго обходиться без маленьких приключений определенного рода. Однако, в отличие от меня, Тимур своими подвигами не делился.

Глава 8

На следующий день я прямо с утра приняла таблетку обезболивающего и позвонила Кострову. Он даже не спросил, зачем я звоню, а сразу назначил мне прием. Только прийти надо было не в больницу, где я лечилась после падения, а в частный медицинский Центр, где у Евгения Семеновича был личный кабинет. Собственно, я хотела поговорить о маме, но не стала перегружать телефонную беседу лишними разговорами. При встрече и поговорю!

В клинику меня подвез Тимур, который спешил на встречу с журналистом из столичного ежемесячного издания, посвященного миру искусства. Журналист был на вчерашнем вернисаже и теперь хотел взять небольшое интервью у Багрова. Тимур хотел того же. Сегодня он был одет в более естественной для себя манере: узкие джинсы и темно-красный, скорее багровый, в соответствии с фамилией, свитер.

Я же решила отдохнуть от яркости и просто распустила свои волосы цвета благородной мыши и влезла в удобное просторное платье.

Тимур поглядывал на меня, наверно, прикидывая, для кого вся эта простота.

Евгений Семенович встретил меня на пороге своего роскошного кабинета, он пропустил меня и зашел следом. Я огляделась. Деревянные панели под орех, такой же рабочий стол, видеосистема и стопка кассет на тумбочке для аппаратуры в углу. На паркетном полу — дагестанский ковер, на стенах — живописные полотна. Здесь царило ощущение респектабельности, вкуса и комфорта. И на хозяина я посмотрела другими глазами. Этот человек знал мою маму, у них был роман, он целовал ее, он любил ее! Что он вспоминает о ней? Тоскует ли? Не его ли цветы появляются регулярно на ее могиле?

1 ... 5 6 7 8 9 10 11 12 13 ... 60
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?