И с этими словами он, а с ним они все вместе выпили, на этот раз тем более до дна. После чего Парамон, повернувшись к Сазону, сказал:

– Закусывай, закусывай! А то после спьяну наплетешь чего ненужного!

Сазон сразу принялся закусывать. Также и все остальные тоже сложа руки не сидели, и также с ними и Маркел. А когда немного закусили и когда даже Сазон уже перестал закусывать, а нет-нет да и поглядывал на Парамона, Парамон сказал:

– Чего-то Яков всё не возвращается. А Яков скоро пишет! За ним никто не угонится! – После чего опять спросил: – Сазон, а, Сазон! Так про что там у них сейчас на верху наш Яков пишет, а?

– Ну! – протянул Сазон с опаской. – Мало ли. Тут же смотря кого начнут расспрашивать.

– А что, – сразу дальше спросил Парамон, – такое дело темное? Ведь день же был! И, говорят же, прямо во дворе убили. И тех, кто убивал, тоже убили же. Вон же, – продолжил Парамон, – целый ров злодеев навалили, мы же видели!

– Я не валил, – сказал Сазон.

– А почему?

– Я спал.

– А если бы не спал?

Сазон молчал.

– Ладно, ладно! – сказал Парамон. – Чего я это я в самом деле на тебя кидаюсь. Мы же сидим в тепле, сытно едим и сладко пьем. Вот и еще раз давайте! – и поднял свою чарку. Ему в нее сразу налили. И так же налили и всем остальным. После чего они, это уже в третий раз, выпили, после так же в третий закусили, после чего Парамон сказал так:

– Да ты так не белей, Сазон. Мы же сейчас не на службе. Мне же это просто любопытно. И я же приезжий, а ты здешний, поэтому кто больше знает? Ты конечно. Да и я же тебя разве не уважил? Вот и рядом с собой посадил, вот и от себя угощаю. А теперь я у тебя просто спрашиваю: что же у вас тут такого приключилось? Кто тут у вас кого убил? Как? И за что? И ты же, Сазон, креста не целовал и не божился, а ты мне это просто говоришь, а я тебя просто слушаю и при этом никто из моих людей твоих слов не записывает. Разве не так?

Так, закивали все, так. Также и Маркел кивнул, что так. Тогда и Сазон сказал:

– Эх, я же понимаю! – А после еще раз сказал: – Эх!

Тогда Парамон кивнул, Сазону сразу налили еще. Но он теперь пить не стал, а даже отодвинул чарку, а еще помолчал и сказал, то есть начал вот с чего:

– Я всего этого не видел, сразу еще раз говорю. А говорили люди! А я только слышал: это уже обедню отстояли, и государь и государыня ушли наверх…

– Кто, кто? – быстро спросил Парамон. – Государь и государыня? А я думал, государь в Москве.

– Ну-у! – сердито потянул Сазон. – Тогда я…

– Ладно, ладно! – сказал Парамон. – Продолжай.

Сазон взялся за чарку и продолжил:

– Государь и государыня ушли наверх. А день был погожий, летний. А до обеда было еще вон сколько. А государь у нас же юный, крепкий, и ему на месте не сидится же! И он начал проситься: государыня, мол, матушка, позволь мне на двор выйти до моих товарищей, они меня все ждут, я с ними позабавлюсь. Она и позволила, и он пошел.

– Один? – быстро спросил Парамон.

– Нет, конечно, – ответил Сазон. – Кто же это государя одного отпустит! Да и говорили же уже давно…

– Что говорили? – спросил Парамон.

– Да говорили всякое, – осторожно ответил Сазон. – Ходят, говорили, злые люди, желают тебя, государь, зарезать.

– Кто говорил?

– Я не помню.

– Ладно! – в сердцах воскликнул Парамон. – Ефрем напомнит!

– Какой Ефрем?

Но Парамон молчал. Сазон тяжко вздохнул, но продолжал:

– И он вышел во двор. Вот почти нам сейчас под окна. На этот хозяйственный двор. И тут уже эти бегают: это Петрушка Колобов и это Яшка, как его… Ну, вы это спросите, они вам скажут.

– Кто скажет?

– Бабы эти, которые с ним были. А это Арина Тучкова, кормилица, и Петрушкина мать Марья, постельница. Теперь они всё помнят! А тогда вышли на крыльцо и давай лясы точить! А ты, царское дитя, делай что хочешь! И он пошел вниз со сказанным Петрушкой, и с Яшкой, и с кем там еще! И дальше под яблоней, уже возле самой стены, они стали играть в тычку. Ножом в землю тыкать, кто ловчей воткнет. И тут вдруг идут эти змеи!

И тут Сазон замолчал, а Парамон спросил:

– Какие змеи?

– Данила Битяговский, это Михаила сын, – резко, отрывисто сказал Сазон, – да Никитка Качалов, его же племянник, да Осип Волохов. Осип – это Василисин сын. Вот, никого чужого не было! И они идут себе, и их никто не останавливает, и они подходят к государю, а государь стоит и ест орешки.

– Какие орешки? – спросил Парамон.

– Обыкновенные, – сказал Сазон. – Ему их Петрушка поднес, а Петрушка их из дому вынес. И государь их теперь щелкал. А эти подошли и Осип первым говорит: «Какое на тебе, государь, славное ожерельице, дай посмотреть!». А ожерельице вот здесь, на самом горле. И государь его еще вот так вот вперед выставил, чтобы им было лучше смотреть. А тут Данилка цап его за одну руку! А Никитка за вторую цап! А Осип выхватил нож и вот так государя по горлу – шах, шах! И сразу все трое побежали! А эти все в крик! А бабы в голос! А беда уже случилось, кричи не кричи. Лежит наш белый голубок, не шелохнется!

И тут Сазон замолчал, и даже отставил чарку и нахмурился. Все молчали. После Маркел вдруг спросил:

– Насмерть зарезал? Сразу?

На что Сазон кивнул, что да.

– Эх! – только и сказал Парамон очень сердитым голосом, и опять все еще помолчали, после чего уже Иван, тоже их подьячий, сказал удивленно:

– На что же они, ироды, надеялись! Ведь же куда было бежать?! И ведь же все их видели!

Сазон в ответ только пожал плечами.

– Да-а! – потянул Парамон. – Бывает же! – После спросил: – Убили их?

– И их, – сказал Сазон, – и их старшего, когда он их спасать приехал. Это про Битяговского я говорю, про Михайлу. А вначале было так: эти двое тогда здесь заперлись, в дьячей избе, это его Данилка и его Никитка, сын с племянником, а наши рвались в дверь…

– А ты спал, – подсказал Парамон. – Такой тут был ор, а ты спал.

– Ну! – только и сказал Сазон, после чего продолжил: – Михайло конно прискакал и стал ломиться оттуда в ворота: откройте! Ну, ему и открыли! И сразу его с коня оглоблей! Я даже… Ну, не я сам, конечно, а другие после говорили, что из него дух сразу вон, из Михайлы этого. И он снопом на землю. А потом дверь вышибли и этих обоих оттуда выволокли и осудили сразу. А Осип, тот, который резал, он вдруг как сквозь землю провалился! Вот был рядом – и вот уже нет! Это уже после, уже, может, еще час прошел, уже царицыны братья-бояре приехали, а их здесь сразу не было, – только тогда уже доведались, где Осип – в Спасе! А как его из Спаса брать? Место же святое, храм! И вот тут уже низкий поклон отцу Степану – он туда пошел и оттуда его вывел. А дальше Осипу случилось то, что и им всем. И вот на этом весь мой сказ, боярин! – закончил вдруг Сазон сердито и решительно.