Ульяна отбрыкивалась от более высокой подружкой, и обе покатились по полу, роняя салаты и разливая вино.

– Вы что мне тут свинарник устроили?! – Тамила бросилась разнимать подруг, но рука скользнула по раздавленному помидору, и девушка присоединилась к катающемуся по полу клубку, размазывая по телам салатную заправку.

Вскоре все трое уже блестели от оливкового масла, пахли специями, а на голых руках, ногах и плечах яркими аппликациями прилипли листья зелени. Пальцы соскальзывали с масляной кожи, и потасовка все больше напоминала беспомощное барахтанье, прерываемое визгом и взрывами хохота.

– Милка, ты такая коричневая и блестящая, что похожа на курочку гриль. Вот тебе чесночок, – Рената прилепила на лоб подруге раздавленный зубчик чеснока. – И лучку еще, – посыпала на слипшиеся сосульками платиновые волосы кольца маринованного лука.

– Ах ты вобла сушеная! – завопила Тамила и, найдя среди овощного месива растерзанную дольку лимона, положила ее на открытую майкой грудь. – Смотрите! Я играю в баскетбол! – воскликнула она, забрасывая оливки в вырез майки подруги.

Часть пролетела мимо, но некоторые попали в цель и, пока Рената не успела их достать, оставляли маслянистые пятна на тонком трикотаже.

Глядя на них, Ульяна повалилась на спину и, не в силах уже смеяться, держалась за бока, и повизгивала, а слезы градом стекали к вискам.

– А это у нас что за поросеночек визжит, – оставив подругу в покое, Тамила повернулась к Ульяне. – Натка, смотри, она ржет над нами! – и девушки набросились на уже всхлипывающую Ульяну.

Она совсем обессилела от смеха и только слабо отпихивала руки подруг, но тем не менее девушки методично выкладывали на ней узоры из яблок, листиков петрушки, корейской морковки, перемежая ее ломтиками огурца.

– Сейчас ты у меня поросеночком под шубой станешь, – приговаривала Тамила, умудряясь одновременно щекотать ребра Ульяны и пятки Ренаты.

Зуммер домофона прервал девчоночьи шалости. Сначала подруги замерли, а потом одновременно повернули головы к двери.

– Наверное, пицца. Я заберу, – оскальзываясь на винно-масляных лужах, Рената поднялась. – Хорошо, что закали больше. А то завтра бы ты оказалась голодной, – через плечо бросила она и пошла в прихожую.

Мальчик-разносчик остолбенел и, кажется, потерял дар речи, когда дверь ему открыла высокая полуголая девушка, с блестящей, словно намазанной маслом кожей, растрепанными волосами, в которых застряли листья рукколы и шпината. Они же налипли на руки и ноги, а на плече, кажется, виднеется шкурка лимона.

Девушка одернула майку, затем вытащила из-под нее оливку и засунула в рот.

– Чего застыл? – переливчатый голос отрезвил разносчика, и мальчишка постарался заглянуть странной девице за спину – вдруг там еще что-то интересное – и не прогадал.

По коридору вихрем пронеслась еще одна полуголая девица, а за ней вторая. Потом зашумела вода, и они пробежали обратно, но при этом вторая была уже в одних стрингах и лифчике, а то, что было на ней раньше, кажется, превратилось в тряпки. Откуда-то из глубины квартиры послышался девчоночий визг.

– Ты здесь поселиться решил? Сколько с меня? – новые вопросы вернули мальчишку в прихожую, и он назвал сумму.

– Держи, – порывшись в кошельке, Рената протянула две тысячные купюры и забрала стопку коробок. – Тебе ускорение придать? – поторопила она снова застывшего паренька.

– Я это… – он скосил глаза, опять заглядывая ей за спину и нерешительно улыбаясь, – Работаю до одиннадцати, а после свободен.

– Вот и хорошо, – удерживая коробки одной рукой, другой Рената пыталась закрыть дверь. – Пойдешь домой, и мама уложит тебя баиньки.

– У меня сдачи нет, – хрустнув купюрами и дернув кадыком, продолжал мальчишка, упорно не желая покидать веселую квартиру. – Может, после смены занесу.

– Не надо. Оставь себе на чупа-чупс и жвачку, – в помощь руке, Рената задействовала еще и бедро, и объединенными усилиями им удалось вытолкать настырного разносчика.

Рената для надежности толкнула деверь еще и попой и стала увлеченно рыться в сумке.

Когда она вошла в спальню, подруги уже ликвидировали последствия погрома и вымыли пол.

– Кто у нас молодец? Я у нас молодец! – громко сказала Рената и покачала в воздухе бутылкой вина.

– Натка, ты богиня! – к ней подскочила Тамила и схватила бутылку.

– Конечно! – самодовольно улыбнулась Рената. – Кстати, разносчик пиццы тебе там всю прихожую слюной закапал. Надо бы вытереть, а то вдруг это заразно, и тоже будем, роняя слюни, смотреть на мужиков, – вспомнив осоловелый взгляд она звонко расхохоталась. – Представь, видишь ты… ну не знаю, дворника. Нет, не дворника, – прервала она сама себя. – Витьку! – повернулась к Ульяне и страшно округлила глаза, а потом, изображая зомби, вытянула вперед руки. – Я вижу мужика, я его хочу. Я к нему иду, – она постаралась придать голосу электронные интонации.

– Да ну тебя, – толкнула ее Ульяна и передернула плечами, как от озноба. – Давайте пиццу есть, – она забрала у подруги коробки и, открывая, снова на нее посмотрела. – А как ты догадалась, что понадобится еще одна бутылка?

– А чего догадываться? – Рената сосредоточенно выбирала листья зелени из спутанных волос. – Я же знала, что рано еще вам доверять взрослые напитки и, как всегда, оказалась права.

– Пф-ф… Взрослая нашлась! – фыркнула Тамила. – Да если бы не я, вы бы обе еще в девочках ходили. И любой неумеха смог бы потом вам по ушам ездить, что это вы не такие, а он ого-го! – воюя с бутылкой, ворчала она, но подняла на Ульяну глаза и осеклась. – Натка все рассказала, теперь твоя очередь. Что произошло во время твоей ссылки? Ты же прямо светилась, когда вернулась.

Ульяна откинула крышку коробки, и комнату сразу заполнили аппетитный аромат запеченного до хрустящей корочки теста и острый запах сыра. Все это великолепие дополнял пряный соус.

Пицца была плохо прорезана, но это не огорчило подруг. Они разрывали обжигающие треугольные куски прямо руками и, сталкиваясь лбами, ловили языком, тянущиеся нитки расплавленного сыра.

– Значит, слушайте… – усевшись по-турецки и жуя грибную пиццу, начала Ульяна. – Желая отвлечь, тетка поставила меня в бар…

Протрясясь несколько утомительнейших часов в хоть и в комфортабельном, но все-таки автобусе, Ульяна буквально выпала в объятия тетушки. Она проплакала всю дорогу и сейчас еще судорожно всхлипывала.

– А чего у нас такие глазки красные и носик распух? – пожурила ее тетя Лена, едва взглянув в лицо. – Разве можно так себя изводить? Посмотри на кого ты похожа? Давай, утри слезки, – порывшись в сумочке, она протянула бумажный платок, а сама забрала сумки и забросила их в обширный багажник машины.

Тетя не стала открывать окна, и душная жара, от которой плавился асфальт, не досаждала Ульяне. Повернувшись к окну, девушка скользила рассеянным взглядом по знакомым с детства широким улицам, каменной набережной, окаймляющей Волгу. Отражающую небо гладь не портила ни одна морщинка. Напоминающая зеркало река только тяжело вздыхала, словно очень устала, пока донесла свои воды и их обитателей до широкой, болотистой дельты.