Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Указал на оконце. Юрка, тихо шурша травой, занял огневую позицию.
Максимов распахнул дверь.
В тёмном предбаннике жарко целовались. В полосу света попала спина в оливковой пятнистой форме.
— Ой, дядя Максим, испугал! — выдохнула девушка, отстраняясь от ухажёра.
— Бог в помощь, детки, — отозвался Максимов, закрыв за собой дверь.
В тесном предбаннике сгустилась темнота. Только острый лучик пробивался сквозь щель двери. Из-за неё доносились звуки дружного застолья.
От парня пахло амуницией и горячим потом. Он развернулся, уступая Максимову дорогу.
Максимов не мог видеть, но отлично почувствовал, что парень улыбается самодовольной улыбкой хищника, уверенного в своей силе и в своём праве брать то, что захочется.
«Приятная случайность, — машинально отметил Максимов. — Дашка вытащила в сени именно радиста».
Основание ладони врезалось в грудь, чуть ниже горла. Бронхиальный спазм опрокинул парня в обморок.
Максимов подхватил тяжёлое тело, беззвучно опустил на пол.
— Последи за ним, Дашенька, — ласково прошептал Максимов.
Встряхнул кистями, сбрасывая напряжение. Открыл дверь в клуб.
Остановился на пороге, давая глазам привыкнуть к свету.
Как и предвидел, гости уже перемешались с аборигенами. Поймал несколько настороженных взглядов. Широко улыбнулся.
— Максимыч, а ты что от коллектива отрываешься? — окликнул его Антон.
— Да, там…
Он сделал шаг вперёд. Теперь все гости были в секторе огня.
— Оп! — крикнул Антон.
Все свои дружно легли на стол. Остались торчать только чужаки. Как грудные мишени в тире.
Шесть выстрелов. По широкой дуге слева на право.
И гробовая тишина. Только протяжный звук катящейся по полу гильзы…
* * *Преторианцы
В дождливую погоду у Тихомирова дела никогда не ладились. Хотелось спать, хоть вешайся. «Вся моя жизнь прошла на невидимом фронте борьбы. До обеда с голодом, после обеда — со сном», — любил он пошутить за рюмкой в кругу особо доверенных сослуживцев.
В дождливые дни это правило организм самовольно нарушал. Аппетит отшибало напрочь, постоянно клонило в сон, голова, казалось, была до отказа набита ватой. В таком состоянии работать могла заставить только угроза расстрела. А так как за отсутствие служебного рвения не стреляли, то в «критические дни» Тихомиров с чистой совестью лишь имитировал работу.
Тихомиров зевнул, не разжимая рта, и слезящимися глазами уставился на подследственного. Возиться с бог весть откуда взявшимся клиентом Тихомирову пришлось по собственной глупости. Чёрт его дёрнул выйти из кабинета и нос в нос столкнуться с начальником отделения. Тот сунул ему вялую ладошку для рукопожатия, через губу приказал вне очереди отдежурить на приёме в комендатуре и линкором порулил по коридору по своим начальническим делам.
Тихомиров мысленно выматерил всё начальство с первого этажа до последнего во всех зданиях и на всех объектах Государственной Службы Безопасности.
Пришлось переть во внутреннюю тюрьму и высвистывать из камеры задержанного ночью в Домене за нарушение комендантского часа и ношение оружия. Какого рожна он оказался здесь, Тихомиров не представлял. Вояки вполне бы могли доставить его в свою комендатуру и после недолгих разборок шлёпнуть, благо, закон позволял.
То, что вояки и менты принялись дружно спихивать на его родную «контору» самую грязную работу — факт тревожный и требующий осмысления. Но думать не хотелось.
«Если такая психотехника войдёт в моду, можно смело прописываться в рабочем кабинете, всё равно жизни не будет».
Тихомиров покосился на стажёра Ваську. Здоровый, как бык, тот сидел на стуле в сторонке и, как инструктировал его Тихомиров, изображал дежурного садиста. На некоторых действовало. На большее от Васьки рассчитывать не приходилось, был он тупой, как и всякий «блатной».
На клиента Васькины таланты впечатления не производили. А на вид был, не чета Васе, поджарый, лёгкий в кости. Его, естественно, помяли при задержании, наверняка, уже успели добавить. Боль он терпел хорошо, отметил Тихомиров, только побелел лицом.
Тип, по мнению Тихомирова, был явно криминальный. Оставалось только выяснить специализацию: обычный бандит или с политическими «понятиями».
Мелькнула мыслишка сбагрить его на часок-другой Ваське, пусть щенок блатной помучается, а самому пойти проветриться. Но Васька, он был уверен, либо будет так же сидеть и тупо молчать, либо понесёт такую фигню, что заржёт даже конвоир за дверью. А начальство спросит с него, Тихомирова. Им плевать, не у них с утра башка трещит.
В раскалывающейся от боли голове заворочались тяжёлые, щербатые жернова. В глазах запульсировали яркие точки, словно на сварку насмотрелся. Мыслительный процесс доставлял такую физическую боль, что Тихомиров слабовольно решил не мучатся. Сверился с бумажками в тонкой папочке. В рапорте вояки указали, что задержанного передала им неустановленная опергруппа ГСБ, рыскавшая в Домене.
«Очень даже может быть. Или врут, как сивые мерины. А и хрен с ним! Если за нашими сел, то пусть будет террористом. Ибо нефиг носить «стечкин» с глушителем».
— Ладно, герой, — Тихомиров решил применить свой любимый приём, чутьё подсказывало, что на этом клиенте трюк сработает. — Бить я тебя не буду. У нас в камерах сидят «торпедоносцы», попавшие в облаву в Красногорске. На них все плюнули и забыли. Кстати, как и твои дружки на тебя. Но нам с тобой они могут пригодиться. Возьмём пару-тройку и станем стрелять по одному у тебя на глазах. Кто из них по ошибке попался, кто по недоразумению, я сам не знаю. Как думаешь, долго ты выдержишь?
Клиент поднял голову, посмотрел в лицо Тихомирову, но оно было едва различимо сквозь ослепляющую пелену яркой лампы. Облизнул коричневые от спёкшейся крови губы и прошептал:
— Гад ты, следак! — И опять опустил голову.
— Не тебе судить, парень. Ты лучше кончай в молчанку играть. Всем легче будет.
«Прежде всего мне. А клиент потёк. Сейчас начнёт вилять, а потом и соловьём запоёт», — подумал Тихомиров и с облегчением зевнул во весь рот, изогнулся на стуле грузным телом и вытянул вперёд ноги.
Как только его ступни вылезли из-под стола, Юрка, давно всё решив и рассчитав, не вставая, ткнул ребром правой стопы
