Всё на последней ярмарке было привычным и для зажиточных и для беднейших жителей всесильного Скира, что, не имея даже крыши над головой, все равно считали себя не ровней иноземцам. Минует полдень, сгустятся сумерки, и останутся от людской толпы только мусор и грязь, что всю ночь будут вывозить городские уборщики, а пока еще ярмарка и до половины не добралась. Аилле только поднялся над городом, едва оживил ярким светом мрачные башни танов, которые были столь высоки, что огромная площадь перед величественным дворцом казалась всего лишь набухшим от людского переизбытка переулком. Не проникает ярмарочный гомон сквозь толстые стены, но если рука, соблазнившаяся теплыми лучами, откроет окно, и в дальние покои вторгнутся шум и гам.

– Синг! – окликнул слугу и помощника Арух, стоя на резном балконе одной из башен дома Ойду, отданной во владение не только посла таинственной, скрытой за непроходимой магической пеленой Суррары, но ныне еще и советника конга.

Ветер холодил на такой высоте худое тело колдуна. Кутался Арух в теплый плащ, прятал уши под кошачьей шапкой, а все же не мог согреться. Хорошо еще верный слуга вышколен, без указания поднес кубок с горячим, разогретым с медом цветочным вином.

– Что слышно? – отрывисто спросил, не оборачиваясь, Арух.

– Особых новостей нет, – начал перечислять слуга. – Тан дома Рейду отбыл на юг вместе с сыном и отрядом из полусотни отборных всадников. Тан дома Олли вчера тоже отправился в Дешту на последнюю ярмарку, хочет диковин каких купцам заказать. К нему присоединилась жрица Тини. Остальные таны думают только о предстоящей зимней охоте в предгорьях и о последующих пьянках в залах Скомы – охотничьего замка. Все, кроме Седда.

– Он и раньше не увлекался бессмысленным времяпровождением, – бросил Арух.

– Теперь он увлекся поисками бывшего раба! – Синг позволил себе понизить голос в невидимой усмешке. – Держит слуг на всех городских воротах, но вряд ли позволит себе нарушать законы Скира внутри его стен. Но вот за воротами…

– А этот хромой удалец между тем… – начал Арух.

– … скрывается в логове Ярига и собирается отправиться на родину, – услужливо продолжил Синг. – Одноглазый обязан хромому: тан дома Олли дал Яригу вольную, проспорив ставку именно на схватке Зиди. Тот еще был новым рабом дома Креча и неожиданно победил на весеннем празднике. Правда, много лет уже прошло…

– Меня не интересует прошлое раба дома Креча, – оборвал слугу Арух. – А Касс, как я слышал, с лихвой возместил давнюю потерю и опять сделал это с помощью все того же Зиди. Если Седд желает охотиться на бывшего раба, но у него не хватает ума настичь его внутри городских стен, пусть продолжает забавы вне их. Но не забывай, Синг, что баль вольную дал конг!

– Твои люди будут следить за хромым, Арух, – прошептал слуга. – Если Седд убьет отпущенного раба, свидетельства об этом будут в твоих руках!

– Не сомневаюсь, – повернулся колдун. – Что еще?

– Мелочи, – поклонился слуга.

– О мелочах бы ты не говорил! – повысил голос Арух. – Не тяни!

– Муравьиный мед, – развел руками слуга. – Кто-то скупил в лавках Скира все запасы муравьиного меда.

– И много ли было этих запасов? – нахмурился Арух.

– У каждого понемногу, но всего набралось на две полные бутыли, – вновь поклонился Синг. – Торговцы выручили за снадобье не меньше десяти золотых, а вот запомнить, кто делал покупки, не смогли. Колдовал покупатель, на память колдовал…

– Это не мелочи! – зло прошипел Арух и раздраженно запустил серебряный бокал в шевелящуюся у подножия башни толпу. – Не раз я тебе повторял Синг: не то страшно, если утром стража найдет на улицах Скира тысячу трупов горожан, порубленных пьяным дозором конга! Страшно, когда найдут один труп, но убийца его останется неизвестен! Так вот, тайное колдовство еще страшнее. Все непонятное – самая большая беда!

– Так нет у нас пока никаких неясностей, кроме убийства палача и муравьиного меда! – попятился слуга.

– А пропажа головы казненного беглого раба на прошлой неделе? – повысил голос Арух. – Или неделя прошла и забыли?

– Собаки! – пролепетал Синг. – Пытанных да казненных рабов хозяевам не выдают, да и не просят о том хозяева. Трупы перед сжиганием в яму бросают в тюремном дворе. А там сторожевые собаки кормятся!

– А черепушка куда делась? – резко бросил колдун. – Псы разгрызли? Или с нами начальник тюремной стражи шутки шутит?

– Я докладывал уже, – согнулся Синг. – Начальник тюремной стражи излишне бдителен! Ему чудится, что мясо казненных в тюремное варево попадает. Отсюда и покоя найти не может – перед каждым сжиганием трупы пересчитывает. Тем более что голову и стервятники могли унести. Есть свидетельства, что уносят они иногда части тел. Еще летом поступала жалоба от тана дома Сольча: птица уронила во двор руку, отрубленную по локоть. Его танка чуть с ума не сошла от ужаса. Тогда еще конг приказал лучников на сторожевых башнях поставить. Только ведь всех птиц не перестреляешь…

– Не то что-то! – нахмурился Арух. – Собаки, птицы… Поверь мне, Синг, не все ладно в городе. Голова раба, палач, муравьиный мед… Он, конечно, от гнили в ранах спасает, только ведь такого количества не на одну битву хватит. Ищи, Синг! Бери лучших магов с моего двора – Тируха, Смиголя, Аиру – все узнай, все вынюхай! Что за морок на торговцев снадобьями наведен? Отчего палач сталью подавился? Я понимаю, друзей у него было не слишком много, не то ремесло выбрал, но недруги счеты ночами да в укромных местах сводят! Или у нас полгорода умельцев, что могут белым днем посреди людной улицы так нож бросить, что ни одного свидетеля не окажется? И мед найди! Всех лекарей городских перетряси, всех бабок и ворожей, но чтобы знал, куда он делся и кому понадобился. И еще одно…

– Что, досточтимый Арух? – изогнулся слуга.

– Шута ярмарочного схватить. – Колдун повернулся к площади. – Да-да, того, что на столбе сидит и непотребство всякое выкрикивает. Схватить, отсыпать ему сотню плетей и отпустить. Пусть посмотрят вольные сайды, как длинный язык на собственную спину может захлестывать!

Недолго висел Аилле над головой, покатился к западу, нанизал себя на танские башни. Еще немного, и коснется холодных вод, утонет в море, и опустится над Скиром последняя веселая ночь, когда закутанные в платки сайдки выходят искать на замусоренных холодных улицах пьяных мужей, сыновей и братьев, а заботливые рабы – загулявших хозяев. Вот и осень подошла к холодному и сырому краю. Скоро завесившую Скир мутным пологом сырость сменят снег и морозец. И так что-то пожадничал в этом году со снегом месяц ветрень, а в спину ему уж снежень стучится. А пока переулки едва начала затягивать густая тень, самое время прошмыгнуть по опустевшим улицам к воротам города и распрощаться с ним навсегда.

Еще в полдень укатил к городским воротам на повозке, запряженной престарелой лошадью, сын Ярига. Пришла пора и Зиди прощаться со Скиром. Занес уже было он здоровую ногу, чтобы поставить ее в стремя, как почувствовал прикосновение. Замер хромой воин – ни меча за спиной, ни кинжала на поясе, только мех с крепким вином за пазухой, да нож в сапоге. Но разве согнешься, стоя на больной ноге? Почему же он не услышал шагов? Да и кто мог пробраться в закрытый двор, если Яриговы молодцы и собаку бродячую к поварской не пропустят?