Кажется, я перечислил всё.

Можно не напоминать, что разработка любых источников энергии, которые по технологии чуть-чуть сложнее ветряков или паровых котлов, нагреваемых с помощью вогнутых зеркал, нам строго запрещена? Можно? Спасибо.

Уран, например, у нас есть, и его немало – а толку? Нет, хорошо, конечно, что он есть, из урановых руд мы добываем гелий, без гелия нам никак… но сам уран мы перерабатывать и не можем, и не имеем права.

Так что живём мы на привозном «топливе» – ядернокаталитических элементах, тех самых стержнях, разлагающих простую воду на кислород и водород. Без них нам труба. Не протянем и месяца.

Земля же – а тем более все остальные планеты – живут на нашем концентрате… Без него – труба им. Не протянут и недели.

Получается баш на баш. По полной справедливости. По такой справедливости, что аж зубы крошатся…

Я вышел на центральную улицу и чуть не столкнулся с невысоким худощавым парнем лет двадцати, одетым как-то не по-здешнему. Одежда – в отличие от тату – мало что конкретного говорит о человеке, хотя какое-то впечатление оставляет. Но вообще-то я довольно точно именно по одежде определяю, откуда человек прибыл и кто он примерно по роду занятий. Так вот, про этого парня я ничего внятного сказать не мог, разве что понятно было: он точно не из Трёх Столбов и вообще не из Ньёрдбургской округи.

Лицо его было чистым, а на левом запястье синел знак незнакомого мне цеха.

– Простите, – он отступил на полшага и поклонился. – Я задумался и не смотрел по сторонам. Я не ожидал, что в такой ранний час…

– Всё в порядке, – сказал я. – Могу чем-то помочь?

– Я пытаюсь найти городской архив…

– Вряд ли они начинают работать так рано. Пойдёмте, мне почти туда же.

– Разве архив не работает постоянно?

– Здесь – нет. Этот городок если спит, то весь. Я думаю, архив откроется часа через полтора. Но там напротив есть бар – вот он уж точно не закрывается никогда.

– Вы тоже нездешний?

– Нездешний. Хотя бываю часто. А что, заметно?

– Ну, вы так сказали: «Этот городок». Про своё так не говорят.

– Да, точно… А вы, как я понимаю, откуда-то издалека?

– Весьма. Фэньхундао, если это вам что-то…

– Ну, ещё бы. Я там даже был когда-то. Город Десяти Тысяч Шаров, как сейчас помню. И что, всё так же десять тысяч?

– Если честно, их и в лучшие времена набиралось с трудом пять-шесть. А когда вы там были?

– Ещё до войны, – на всякий случай я соврал.

– Ого. Ну, тех-то шаров уж точно не осталось ни одного. Но есть новые, очень красивые…

Так, болтая о пустяках, мы дошли до мэрии; спутник мой слегка прихрамывал. Здесь, в Трёх Столбах, вся власть сосредоточена в одном здании, только входы разные: бургомистрат – с высокого крыльца в центре, шериф – в массивную дверь справа, суд – в дверь попроще, слева. Газеты занимают половину подвала, вход слева за углом. А если обойти дом справа, то там тоже будет спуск в подвал, так вот он и есть городской архив. А через площадь наискосок – знаменитый бар «Зелёный дракон», который ни разу не закрывался за последние семьдесят лет и даже во время войны функционировал исправно, обслуживая и нас, и синих, и серых, и землюков – едва ли не одновременно…

Я всё объяснил Люсьену – так звали парня, – а сам пошёл к телеграфу. Телеграф открывался раньше всех прочих государственных учреждений, но я с четверть часа ещё потоптался под дверью, пока не пришла заспанная и ворчливая Лола. От неё пахло маленьким ребёнком. Сначала я позвонил в школу, но там трубку не брали. Тогда я отправил две телеграммы: одну Тине, что долетел, и одну – директору, что вызван по срочному делу.

Этот пункт программы предлагаем считать выполненным.

О духи, если бы и с другими можно было покончить так просто и быстро…

Обе городские газеты, «Молния» и «Хозяин», располагались в одном коридоре дверь в дверь, пользовались одной типографией – и при этом смертельно враждовали. Репортёры, разумеется, писали и в ту, и в другую – правда, под разными именами.

Например, Гагарин в «Хозяина» писал как Гагарин Бланш, а в «Молнию» – как Виола Кетчер. Поскольку «Хозяин» был газетой респектабельной, а «Молния» обожала скандалы.

Я не очень рассчитывал застать поганца здесь, волка ноги кормят, но я рассчитывал хотя бы выяснить, где он может быть. Меня неплохо знали в обеих – и уж такой-то информацией могли поделиться.

Сначала я сунулся в «Хозяина» – и немедленно окунулся в разборки.

– Ну, чего тебе ещё?

– Вы когда строчки будете считать? Хвост.

– Большой?

– Двадцать одна.

– Вынимай пробелы.

– Вынул давно.

– Заголовок в одну строку перебери.

– А толку? Всё равно хвост. Сокращать надо.

– Как я тебе сокращу? Заказной материал, отощаем неустойки выплачивать. Развёрстывай в две колонки.

– А свиноводство куда?

– Хм… Тогда так. Заказуху – на чердак, свиноводство – в подвал…

– Без макета перевёрстывать не буду.

– Ну что ж ты такой вредный, Михалыч?

– Сказал – не буду. Сяоянь, пиши перевёрстку по вине редакции.

– Да будет тебе сейчас, будет макет…

– И свиноводство целиком не встанет.

– Это уже моя забота. Ставь, сколько влезет. Остальное – в следующем номере пойдёт.

Я кашлянул, и все трое – редактор, метр и наборщица – уставились на меня так, словно я только что нагадил в углу.

– Э-э… – начал я, вдруг под этими взглядами изрядно оробев. – Гагарин…

– Вы что?! – редактор встал. – Вы что, не понимаете – люди работают! Здесь – люди – работают! И не смейте отвлекать! – он сорвался на взвизг. – Всё – в письменном виде! Ящик у двери.

– Но мне только…

– Вон отсюда!!!

Хм. Наборщицу я определённо где-то видел…

В редакции «Молнии» было тихо и пусто, на скамейке у входа, подобрав ноги, спал мальчишка-курьер, рядом с ним важно, обхватив ручками толстые пузики, сидели два маленьких друкка, дверь кабинета редактора украшал висячий замок с пломбой, а в общей комнате на шесть столов, развалившись вальяжно, сидел под вытяжкой Квинт Полуян (тот самый, который «В. Пепел» и которого выперли из столичной «Юности Эстебана» за серию разоблачительных репортажей о никогда не существовавших предпринимателях и чиновниках) – и курил костяную трубку. Судя по запаху, табак был контрабандный.

Увидев меня, он сразу сделал стойку – причём не меняя позы и даже не дрогнув веком. Настоящий охотник.