Оторвавшийся от вышивки взгляд королевы был холоден.

— Начал, кажется, он с какой-то выходки в отношении монахини, и бишранская церковь лишила его права творить чары. А потом его арестовала инквизиция. Так? — И она вновь опустила глаза.

— Да, миледи. Улизнув от нее, Грандье вызвал мор и, очевидно, устроил такие перемены в погоде над Кисеранской равниной, одним из лучших сельских краев Бишры, что погубил большую часть прошлогоднего урожая. Бишранские чародеи-теурги изнемогают, отражая магические нападения на деятелей церкви и Военную коллегию.

Равенна сдержанно улыбалась, не отрывая глаз от вышивки. Бишру она ненавидела даже больше, чем своего покойного мужа, короля Фулстана.

— Конечно, можно отметить, что ничего лучшего они не заслуживают.

— Можно было бы, — согласился Авилер, — однако дело в том, что Грандье внезапно решил перебраться в Иль-Рьен.

Томас качнул головой в удивлении: Авилер позволил себе колкости в отношении вдовствующей королевы.

Сама Равенна кротко, но внимательно посмотрела на Верховного министра. Изящные руки с длинными пальцами замерли над вышивкой, золотая иголка мерцала в свете очага. Это могло означать все что угодно. Томас видел, как она осуждала на казнь, объясняя обвиняемому всю меру его вины, отвергала лихорадочные мольбы родственников о пощаде, не пропустив даже стежка. Натянув синюю нитку, она сказала:

— Расскажите мне о том, что случилось в монастыре, лорд Авилер. Королева кивнула своей наперснице. — Леди Анне известно, что ей разрешено оставить комнату, если разговор выходит за рамки присущей ей скромности.

Леди Анна закусила губу и принялась пристально разглядывать пол. Авилер, хмурясь, сказал:

— Сам инцидент, собственно, произошел в монастыре города Линдры в северной части Бишры. Грандье обвинили в совращении монахинь, принуждению их к хуле на церковь, сеянии между ними раздоров вплоть до драк, в исполнении вместе с ними обрядов, которые…

— В соответствии с мнением генерального инквизитора Бишры, — мягко вмешался Гален Дубелл, — он вынудил их совратить друг друга. — Старик ученый шагнул к очагу и теперь глядел на огонь с непонятным Томасу выражением глаз. — Инквизиция обнаружила свидетельства использования при обрядах человеческой крови, символов и книг, запрещенных уже не одно столетие… Самой черной магии… Нашлись даже доказательства соглашения с Повелителем Ада.

Все молчаливо глядели на Дубелла, только Томас не выдержал:

— В Бишре до сих пор сжигают знахарей, наводящих порчу на коров. Почему вы считаете, что нам следует доверять отчетам инквизиции?

— Вы правы, капитан. — Дубелл повернулся лицом к присутствующим. Инквизиторы, конечно же, солгали. Они подделали свидетельства, во всяком случае, их большую часть. Ученым — даже не чародеям — приходится пользоваться предметами, которые злобный ум способен понять превратно. А Урбейн Грандье был ученым. Он изучал звезды, тело человека, его хвори и гуморы [Здесь — изменения в организме]. Кроме того, он не имел склонности скрывать свое мнение и принимал участие в печатании зажигательных памфлетов. Тогда-то он и попал на глаза инквизиции. Истерики, случившиеся с несколькими склонными к экзальтации монашенками в Линдре, были использованы против него, и он получил обычный приговор: пытки и заточение в тюрьму.

Голос Дубелла странным образом завораживал. Тепло ли в комнате служило тому причиной, или наполнившая его усталость начинала одолевать Томаса, но ему казалось, что старик чародей необычайно ярко и убедительно изображает того человека, каким был Грандье. Спустя мгновение Дубелл качнул головой:

— Вы скажете, что все это преобразило его. Ему удалось бежать, и он занялся преступлениями, в которых его обвиняли, но в гораздо большем масштабе. Возьмем, например, мор. Под кожей образовывались пузырьки с ядовитым гумором; разрываясь во время предсмертных мук, они передавали заразу всякому, кто оказывался рядом. Хаос был такой, что опустели целые города; больные умирали в одиночестве. Столь ужасную хворь мог изобрести лишь человек, превосходно знающий лечебную магию, и лишь человек, обезумевший от желания отомстить, мог бы заставить себя взяться за это дело. — Освещенное светом камина лицо Дубелла искривилось от боли. Он глубоко вздохнул. — Услыхав, что в городе поселился человек, называющий себя Грандье и считающийся волшебником, я счел нужным обратить на него внимание доктора Сюрьете. Жаль, что опоздал.

Ренье подошел к круглому столу в центре комнаты, где лежали сложенные в стопку кожаные карты. Взяв одну из них, он отыскал Линдру, а потом задумчиво постучал по красному крестику, отмечавшему город, и спросил:

— Вы были хорошо знакомы с Грандье?

— Нет. Все эти излишества и побудительные мотивы широко обсуждались в Лодуне, где проявляют большой интерес как к естественным, так и к магическим наукам. — Дубелл улыбнулся. — И к печатанию памфлетов.

— Это мы знаем, — сухо ответил Авилер. Он расхаживал туда-сюда по комнате, суровое лицо было едва различимо в бликах свечей. Покойный отец Авилера составил свое состояние в торговых поездках на восток и только потом осел в городе, приняв в свои руки министерство вкупе со всеми порожденными им родимыми пятнами, заставлявшими Авилера-младшего тщательно хранить аристократическое пренебрежение к редким политическим комментариям, исходящим из Лодуна. Однако Верховный министр оставил тему и только спросил: — Почему же Грандье явился сюда?

Дубелл развел руками:

— Не знаю. Но каковы бы ни были причины, его следует изловить и изгнать.

Равенна кивнула:

— Подобные эксцессы оправданы в Бишре, однако ему нельзя позволить совершать их здесь. Я с этим согласна, доктор. Зачем же вы ему понадобились? Какие-нибудь личные счеты?

— Прошло десять лет с тех пор, как мы с доктором Сюрьете проверяли дворцовые обереги. Но Сюрьете умер, и, узнав, что Грандье в городе, я решил, что пора снова проверить их. Охранительные камни, удерживающие эфирную структуру заклинаний, окружающих новую часть дворца, необходимо тщательно обследовать; Старый Дворец, где обереги заложены в сами стены, подобного внимания не требует. Но как я теперь понимаю, ситуация требует большей поспешности. Если Грандье намеревался помешать мне проверить обереги, значит, он сумел изобрести способ нейтрализовать их.

Авилер поглядел вверх:

— Как подобное возможно?

— Силы оберегов не беспредельны. Создававшие их чародеи имели в виду определенную реакцию на конкретные ситуации. Но создатели не могли предусмотреть всего. Словом, фейри, знающий, где возникают временные щели при перемещении ограждений, может проскользнуть внутрь без вреда для себя. — Гален Дубелл улыбнулся. — Доктор Сюрьете был самым сведущим во всем, что касается оберегов. Он мог назвать все их имена.

— Понимаю, — пробормотал Авилер.

— Неужели? Хорошо. — Закончив часть рисунка, Равенна разгладила на коленях квадратный кусок ткани. — Доктор Дубелл, когда вы можете приступить к обследованию?