Сарахиль высунула голову в окно, чтобы спугнуть удода, но вместо этого удивленно произнесла:

– Мэм, взгляните: она что-то держит в клюве!

Затем вздрогнула и отступила назад – птица вспорхнула на подоконник и бросила что-то в мою комнату. Во всяком случае, со стороны это выглядело именно так!

Мне хотелось еще поспать, вернувшись в свои сладкие грезы, но любопытство победило: я отбросила все покровы и бросилась к предмету прежде, чем Сарахиль успела его поднять.

– Это свиток! – воскликнула я, когда взяла его в руки. – Здесь какие-то забавные письмена…

Сарахиль заглянула через мое плечо и сказала:

– Это какой-то иностранный язык. Почему-то он кажется мне знакомым, но я не могу понять, что здесь написано!

Хотя Саба и являлось высокоразвитым государством, а я и Сарахиль умели читать, но знаки, которыми были выполнены письмена в свитке, принадлежали явно какому-то незнакомому нам языку.

Мы взглянули с ней друг на друга и одновременно воскликнули: «Тамрин!»

Сарахиль пробежала через ванную комнату, забыв об утреннем туалете, и впопыхах одела меня, наскоро причесав. Сжав свиток в левой руке, я вместо завтрака схватила со стола кусок инжера и помчалась во внутренний двор. Я надеялась, что Тамрин сегодня придет пораньше, чтобы избавить меня от тревожного ожидания. Но его еще не было на месте, и я, ожидая, принялась изучать свиток.

Он был сделан из темного материала; принимая во внимание тот факт, что птица несла его в клюве, удивительно большого размера. Зачем-то я приложила его к своему лбу и ощутила легкую пульсацию. Меня окутал пикантный аромат. Я принюхалась к свитку: «Что это за запах? Он мне знаком».

– Теперь ты стала гонцом? – от души рассмеялся появившийся Тамрин, и его глаза утонули в красных щеках, а я поймала себя на мысли, что, наверное, никогда не перестану удивляться этому феномену!

– О, если бы мне так повезло! Но, увы, я надолго застряла в роли королевы, – хихикнула я, протягивая ему свиток.

Бумага захрустела, когда он развернул ее. Глаза и щеки Тамрина потемнели:

– Это депеша от царя Соломона, – произнес он, подтолкнув меня локтем, чтобы я подвинулась, и он смог присесть рядом со мной на скамью.

– Что там написано?

Тамрин потер лоб рукавом рубашки и пробормотал что-то, чего я не могла разобрать. Я чувствовала, что не стоит торопить его с ответом. Наконец Тамрин заговорил:

– Он приглашает тебя к себе во дворец.

Я взглянула на Тамрина с немым вопросом. В ответ он пробормотал что-то, вроде: «Царь…», шаркая ногой по песку. Я не моргала и почти не дышала – я ждала, что он скажет дальше. Это был тот момент, когда я впервые ощутила отсутствие нашего друга удода, назойливые звуки которого стали непременным атрибутом наших встреч во внутреннем дворе за последние две недели.

Наконец, Тамрин снова заговорил:

– Царь Соломон, тот самый, о котором я рассказывал тебе, хочет, чтобы ты посетила его, и прислал официальное приглашение.

Мое сердце неровно забилось, и я тяжело сглотнула. Небо потемнело, и мне стало нехорошо. Ни разу в жизни я не путешествовала куда-то дальше своего дома! Возможно ли было мне когда-нибудь покинуть Саба? Я ощутила дискомфорт в желудке, и кусты, окружающие двор, закружились у меня перед глазами. Мне даже на миг показалось, что я увидела перед собой лицо матери, выглядывающей из-за одного из них.

Тамрин взглянул на меня в упор. Его серьезность породила во мне сомнения.

– Нам необходимо обсудить это с Верховным Советом, – наконец сказал он. – Я соберу совещание.

Я бы хотела, чтобы этот момент длился вечно: чтобы Тамрин, как сейчас, всегда был рядом со мной – на скамейке, в колеснице, по пути в храм. Я чувствовала свою приближенность к нему, я была ему дороже, чем Сарахиль (простит ли она меня, если узнает, о чем я думаю?). В присутствии Тамрина я чувствовала себя в безопасности. Я доверяла всей мудрости его решений. Он прищурился и наградил меня улыбкой, когда я обняла его.

– Зачем это, королева Балкис? – Он рассмеялся.

– Тамрин, давай поедем в Иерусалим вместе, хорошо?

– Возможно, – хихикнул он, – возможно.

К тому моменту, когда Высший Совет собрался для встречи со мной и Тамрином, Луна и звезды уже основательно заняли свое место на ночном небосклоне и ярко освещали его. Подойдя к залу заседаний, я почувствовала исходящую оттуда энергию напряжения и гнева. Открыв дверь, я застала Тамрина и придворных советников за жаркой дискуссией – прежде чем войти внутрь, я сперва осторожно заглянула в зал.

Кабеде – высокий пожилой мужчина, хорошо знавший моего отца, теперь был главой первосвященников. Он держал в руках перед собой свиток, а другие заглядывали ему через плечо, чтобы прочитать, что в нем написано. Кабеде указал на какой-то абзац и раздраженно запыхтел:

– Это совершенно недопустимо! Я даже не хочу слышать об этом!

Я бесшумно проникла в комнату, чтобы не прерывать его слов. Впрочем, мне и так не о чем было беспокоиться, поскольку все были поглощены свитком.

– Как он осмелился говорить с нами, и в особенности с королевой Македой, в таком тоне? – ревел Кабеде.

Тамрин потряс головой, глотнул вина из высокого стакана и проворчал:

– Он пожирает все близлежащие царства, чтобы создать свою Израильскую империю, и теперь он требует, чтобы и сабейское царство склонилось перед ним!

Кабеде передал свиток другому советнику – тот посмотрел на него и добавил:

– Очевидно, царю Соломону недостаточно того, что он уже пустил все наше красное золото на строительство своего дворца и храма. Кроме этого он хочет получить всю нашу землю!

Я была очень рада, что научилась от своей кошки Эбби проникать в помещения бесшумно. В конце концов, Тамрин заметил меня тихонько сидящей в мягком кресле рядом со столом заседаний:

– Что вы здесь делаете, королева Балкис! – Глаза Тамрина, когда он гневался, точно так же пропадали в его щеках, как если бы он смеялся и шутил.

Члены Совета принялись быстро раскланиваться, так как им не терпелось вернуться к дискуссии. Я сделала знак рукой, показывая, что вполне готова слушать то, о чем они говорят. Почему каждый из них считал своим долгом защитить меня от плохих новостей? Я всегда считала себя сильным человеком с открытым умом. Но, вероятно, другие так не считали. При этом Кабеде не пропустил своего удара: