– Нет, это не Карсон, – возразил Джекаби. – Бледный мужчина, Павел…

– У него свой уникальный почерк. Я знаю. Единственный прокол на шее. Обескровливание. Очень чистая работа. Никаких свидетелей. Но убийство Кавано было совсем другим. Жуткая рана. Море крови. Соседи слышали крики. Элис Маккэфери закончила жизнь похожим образом. Кто бы ни убил Кавано или Маккэфери, он это сделал совершенно иначе, не так, как этот ваш бледный мужчина.

– Но вы же не думаете, что эти убийства совсем не связаны между собой! – не выдержала я.

– Да, мы так не думаем, мисс Рук, – мрачно согласился Марлоу. – Уж слишком много зловещих совпадений. И то, как жертвы погибли, их занятия и связь друг с другом, общая предыстория…

– Общая предыстория? – переспросила я.

Мэр с комиссаром снова переглянулись. На этот раз заговорил мэр Спейд.

– Двенадцать лет назад мой предшественник Осло Поплин учредил совет по развитию и внедрению новых технологий в городе. Технологический центр Нью-Фидлема должен был стать наследием мэра Поплина. Он нанял команду специалистов для строительства того, что обеспечило бы городу ведущую роль в последующем развитии всей промышленной индустрии.

– Будущее, – выдохнула я. – Они создавали будущее.

– Вполне достойная цель, – кивнул Джекаби.

– Да, но не слишком популярная, – продолжил Спейд. – Целых два года Поплин расходовал все средства только на нее, позабыв обо всех других общественно важных делах. Парки приходили в запустение, дороги покрылись ямами и рытвинами. Будущее стало для него всем, несмотря на гигантские траты и то, что ради этого будущего приходилось жертвовать настоящим. Возможно, оно того и стоило, но чем ближе становилось завершение проекта, тем больше все шло наперекосяк.

Спейд снял очки и рассеянно протер стекла свободным концом своего галстука.

– Весной тысяча восемьсот восемьдесят второго года исчезли ведущий архитектор и два главных инженера. А затем пропали еще несколько ученых и изобретателей, отказавшихся принимать в этом участие. Началось крупное расследование. Какое-то время Поплину удавалось избегать огласки в газетах. Проект продолжал, хоть и медленно, продвигаться вперед. На его удачном завершении основывалась вся кампания по переизбранию.

– Но потом убили Дженни, – глухо вставил Джекаби.

Спейд кивнул.

– Да, Дженни все любили. Когда очаровательная мисс Кавано была обнаружена мертвой, а ее жених как под землю провалился, все и раскрылось. Журналистов уже нельзя было заставить молчать ни за какие взятки. Общественность вознегодовала. Из-за скандала проект оказался под угрозой срыва. А затем все рвануло.

– Что именно произошло? – спросила я.

– Взрыв, в буквальном смысле слова. Технологический центр сровнялся с землей. Обсерватория рухнула, стены развалились. Годы работы и тысячи долларов пошли насмарку. От дерзкого плана Поплина по преобразованию мира остались лишь груды искореженного металла и тлеющие головешки. Говорят, взрыв согнул пополам металлические балки и расплавил стекла в окнах.

– На меня не смотрите, – сказал Джекаби. – Я переехал сюда в восемьдесят седьмом.

– Думаете, я не проверял? – спросил Марлоу.

– В двух обнаруженных телах опознали пропавших ученых Ши и Гроурок, – продолжил Спейд. – Были и другие останки, но их идентифицировать не удалось. Карсона среди них не обнаружили.

– Тогда он, может, еще жив? – предположила я.

– Если и так, то его след давно простыл. Забрал деньги и был таков. Обвиняли во всем Поплина, от саботажа собственного проекта до похищения и убийства архитекторов. Разумеется, его не осудили, потому что никаких доказательств не нашлось. Если кто-то и знал, что случилось на самом деле, то эти люди либо давно исчезли, либо были погребены под обломками. Понятно, что на этом политическая карьера Поплина закончилась. Он был совершенно раздавлен.

– Ясно, – сказал Джекаби. – Но теперь, десять лет спустя, снова пропадают ученые, а их близких убивают в их собственных домах. Трудно не провести параллели. Хорошо еще, что вы не собираетесь восстановить Технологический центр, иначе нас, чего доброго, ожидал бы очередной фейерверк.

Мэр Спейд громко прочистил горло.

– Вы же не… – начала я.

– Ну, не то чтобы… – мэр вдохнул поглубже. – Поплин вел дела из рук вон плохо, но кое-какой толк от его затеи имелся. Нам действительно нужно держать курс по ветру, иначе мы окажемся на обочине современного мира, так что за последние несколько лет я предпринял ряд попыток подтолкнуть Нью-Фидлем к модернизации. На улицах города Кроули уже не сыскать газовых фонарей, а университетский район Глэнвиля выглядит как иллюстрация к роману Жюля Верна. Мы же плетемся в хвосте. Люди уже готовы к переменам. Благодаря всем этим разговорам о Всемирной выставке в Чикаго, которая должна состояться в следующем году, публика требует внедрения новых изобретений. Городской совет был единогласен. Мы установили электрические фонари на площади Сили и перестроили район Кавендиш, все прошло гладко. Но как будто невидимая сила не хочет, чтобы Нью-Фидлем двигался вперед. Я боюсь, что все снова повторяется.

– Погодите-ка, – вмешалась я. – Профессор Хул и Корделия проживали в Глэнвиле. Это, конечно, трагедия, и дело требует немедленного расследования, но ведь это произошло не в Нью-Фидлеме.

– Да, только вот Лоуренс Хул был моим главным архитектором, – Слейд поник головой. – Я заручился его поддержкой в деле модернизации Нью-Фидлема. Он был ядром моей команды. Вместе мы собирались воплотить в жизнь то, о чем не смел и мечтать Поплин. Но теперь…

– Вашей команды?

Спейд кивнул. Он выглядел понурым и уставшим, глаза его смотрели куда-то вдаль. Вместо него заговорил Марлоу:

– Профессор Хул был не единственным членом ученого сообщества, на которое рассчитывал мэр, и не единственным, кто пропал.

Спейд кивнул в подтверждение его слов и указал на фотографию на полке позади себя. На ней был запечатлен момент, когда мэр Спейд, улыбаясь прямо в объектив, пожимал руку мужчине, который, как я уже знала из газет, был профессором Хулом. Рядом с ними с гордым видом стоял третий мужчина.

– Джулиан Маккэфери исчез, – грустно пояснил Спейд. – Лоуренс Хул мертв. Я обоих втянул в это дело, и теперь я единственный с этой фотографии, кого не разыскивает полиция и чей труп она не изучает. Лоуренс был хорошим человеком. В прошлом месяце он сказал, что у него какие-то опасения по поводу проекта. Мне следовало выслушать его. А бедная Корделия и вовсе не имела никакого отношения ко всему этому.

Я внимательно рассматривала фотографию. Лоуренс Хул улыбался совсем как мой отец перед экспедицией. Это была нетерпеливая улыбка человека, охваченного неуемным оптимизмом. Я отвела глаза и скользнула взглядом по другим фотографиям на полке. На нескольких из них рядом со Спейдом стояла миловидная брюнетка.

Он, должно быть, проследил за моим взглядом.