Он ужаснулся, когда его обвинили в том, что он якобы является членом троцкистской антисоветской контрреволюционной группы, что занимался вредительством в области военной техники. Все арестованные, как было сказано, дали против него такие показания. Королёв требовал фактов и доказательств, упорно защищался, но его никто не слушал. «Признайся», – твердили ему. Мол, назовешь сообщников – вину разделят на всех.

Сидя в одиночке Бутырской тюрьмы, Сергей Павлович не хотел верить в реальность происходящего. Он считал, что за всем стоят дергающие за ниточки из тени враги Родины.

Первыми спасать его ринулись мать и жена. Было решено, что хлопотать в НКВД будет Мария Николаевна, ведь жен зачастую арестовывали вслед за мужьями, а матерей не трогали. У Ксении Максимилиановны на руках была трехлетняя малышка, она не имела права так рисковать. Обход судебных инстанций успехом не увенчался, поэтому 15 августа Мария Николаевна написала Сталину письмо, выстраданное бессонными ночами. Женщина переживала, что подписывает послание фамилией мужа, ведь он работает, у него есть брат и племянники. Но сам Григорий Михайлович успокаивал ее: Сергей невиновен, нужно сделать все возможное для его спасения.

«Я понимаю значение большевистской бдительности, дорогой Иосиф Виссарионович, – писала она, – и только хочу знать, где же истина?» Мать просила ускорить расследование по делу ее сына и смягчить условия заключения, ведь он еще не успел оправиться от сотрясения мозга. Вдогонку, 19 августа, она послала телеграмму. «Умоляю, – телеграфировала она в Кремль, – спасите единственного сына, молодого талантливого специалиста, инженера-ракетчика и летчика». К сожалению, крик души матери остался без ответа.

Внезапно Королёв подписывает заявление, в котором сознается «в антисоветской вредительской деятельности». Его избивали, над ним издевались, но причина такого внезапного признания ложных обвинений в другом: следователь пообещал, что если Сергей Павлович не сознается, то его жену тоже арестуют, а маленькую дочку отправят в детский дом.

27 сентября 1938 года Королёва приговорили к десяти годам заключения в исправительно-трудовых лагерях, с поражением в правах на пять лет. Можно представить, как шокировал Сергея Павловича такой приговор. Все три месяца заключения он с нетерпением ждал этого дня, готовился к суду, тщательно подбирая аргументы. Королёв считал, что следователи Быков и Шестаков – ничего не сознающие пешки, выполняющие чьи-то нелепые приказы. Он искренне надеялся, что в суде его услышат. В заключительном слове Королёв сказал, что виновным себя не считает и отрицает данные на предварительном следствии показания. Он сообщил, что к контрреволюционной организации никакого отношения не имеет, ее участников не знает. Просил дать ему возможность плодотворно работать в области авиации. И вдруг, вопреки всем чаяниям, – обвинительный приговор.

Однако десять лет – не расстрел. Значит, еще не все потеряно. Его отправили в ссылку на Колыму, в район бухты Нагаева. Он писал в Москву просьбы пересмотреть дело, но они оставались без ответа.

В Мальдяке было найдено крупное месторождение золота. Поэтому 3 августа 1939 года Сергей Павлович был зачислен на так называемые общие работы, заключавшиеся в добыче этого ценного металла. В лагере за колючей проволокой многие оказались закоренелыми преступниками, сидевшими не первый срок, за их плечами были грабежи и даже убийства. Именно среди таких заключенных выбирались старшие. Пройдя на этом прииске все круги ада гулаговской каторги, Сергей Павлович на всю оставшуюся жизнь возненавидел золото.

Внезапно в лагере появился Михаил Александрович Усачёв и решил навести там порядок. Это был бывший директор Московского авиазавода, где построили тот самый самолет, на котором разбился Чкалов, и естественно, его посадили в тюрьму. Будучи бывшим тренером по боксу, он быстро приструнил старосту-уголовника, который более других издевался над «врагами народа». В одной из палаток староста показал Усачёву доходягу: «Король… Из ваших. Вряд ли поправится». Сбросив тряпье, Михаил Александрович узнал в доходяге Королёва. Тем же днем по настоянию Усачёва больного цингой Сергея Павловича перевели в санчасть, где благодаря принятым Михаилом Александровичем мерам Королёва удалось поставить на ноги. Этот добрый поступок Сергей Павлович запомнил. Уже много позже, в начале шестидесятых, когда Королёв станет Главным конструктором, он разыщет своего спасителя, Усачёва, и примет на работу заместителем главного инженера опытного производства. А пока… Мать Королёва продолжала стучаться в разные двери. Откликнулись и старались облегчить участь ее сына депутаты Верховного Совета СССР, знаменитые летчики В. С. Гризодубова и М. М. Громов. Взялся за это также сам пребывавший в заключении авиаконструктор Андрей Николаевич Туполев.

Народный комиссариат внутренних дел (НКВД) создал закрытое Центральное конструкторское бюро (ЦКБ), расположившееся в переоборудованном здании на улице Радио в Москве. Там были комнаты для жилья и конструкторской работы и, конечно, охранный персонал. Туда отправили А. Н. Туполева и других «врагов народа»: конструкторов и инженеров авиации. Андрей Николаевич был недоволен нехваткой рук и добился перевода нескольких заключенных специалистов, в число которых включил своего бывшего дипломника и сотрудника ЦАГИ – Сергея Павловича Королёва. В этот момент произошло крупное политическое событие, повлиявшее на жизнь Королёва: на посту наркома внутренних дел Ежова сменил Берия. Он пересмотрел некоторые дела предшественника, в том числе и дело Королёва, срок заключения которого был сокращен на два года. Так, в начале 1940 года, Сергей Павлович попал в группу Туполева закрытого ЦКБ. Худой, усталый, с нездоровым цветом лица и темными кругами под глазами – таким предстал перед новыми коллегами Королёв. «Очень устал. Еще два-три месяца, и я бы не выдержал колымского «курорта». Спасибо, в Хабаровске подлечили…» – простуженным вялым голосом мрачно пошутил тогда Сергей Павлович.

С. П. Королёв спустя полтора года заключения. 29 февраля 1940 года.

В бюро велись работы над пикирующим бомбардировщиком 103, который нужно было сдать Государственной комиссии до января 1941 года. Даже в заключении Королёв не утратил своего рвения в работе. Он принимал активное участие в разработке бомбардировщиков Пе-2 и Ту-2 и, кроме того, по своей инициативе разрабатывал проекты управляемой аэроторпеды и нового варианта военного перехватчика.

Несмотря на жизненные трудности, Королёв не перестает думать о своей семье и ее материальном благополучии. 23 июня 1940 года он пишет заявление начальнику Главного управления НКВД СССР с просьбой возвратить жене деньги и облигации, отобранные у него при аресте, аргументируя просьбу тем, что он осужден повторно, но уже без конфискации имущества. Как ни странно, деньги и компенсацию за конфискованные вещи действительно возвращают жене. А пианино и облигации уже никак не возмещаются.

Маленькая Наташа тогда не знала, что ее отец отбывает срок в тюрьме. Ей всегда говорили, что он летчик, находящийся в командировке. С конца 1940 года время от времени в «туполевской шарашке» стали разрешать свидания с родными. Встречи проходили в Бутырской тюрьме. Перед первым таким свиданием Ксения Максимилиановна сказала дочке, что отец ненадолго прилетел. К месту встречи они шли через маленький дворик. Увидев отца, девочка первым делом спросила: «Как ты мог на таком маленьком дворике сесть на своем самолете?». Вместо Сергея Павловича на вопрос Наташи ответил сопровождавший его «дядя»: «О девочка, сесть-то сюда легко, а вот улететь намного труднее».