Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я совсем не понимаю, как так могло выйти, но обязательно выясню. Не знаю, почему эта незнакомая девушка имеет такие же паспортные данные. Но одно я знаю точно: она — это не я. Как бы кому не казалось, это не я.
Мой хохот уже больше похож на истерику, но я нахожу в себе силы подняться, отдышаться кое-как, подавить очередной приступ. Протягиваю удивленному Руслану телефон и тычу в экран пальцем.
— Видите? Дата! Этой вашей… как ее?
— Виолетте, — подсказывает, следя за мной, слегка прищурившись.
— Да, Виолетте! — морщусь при упоминании этого имени, а Руслан поднимается на ноги. Не сводит с меня взгляда, но почему-то отходит подальше. — Так вот, Виолетте этой двадцать три, понимаете? Двадцать три, да… а мне? Мне девятнадцать!
Руслан
Кира хохочет, как полоумная, а я снова смотрю в экран телефона. Похоже, я скоро настолько хорошо выучу данные этой Виолетты, что в самом глубоком маразме не забуду.
Действительно, двадцать три года.
— Когда у тебя День рождения? — спрашиваю, а прекратившая заливаться хохотом Кира легко вскакивает с пола.
— Семнадцатого июля. Двадцать исполнится. А у этой… — широкий жест рукой, словно весь мир хочет объять. — У нее первого декабря. И года разные.
Разозлившись, бросаю телефон через всю комнату, и он мягко приземляется на диван. Все, надоел весь этот пиздец.
Приехал, называется, с невестой брата познакомиться.
— Но я все еще не понял, почему вы так похожи. Плевать на паспорт, на даты эти. Внешность!
Но я не жду от Киры ответа. Мне нужно остаться одному, нужно подумать. Машинально отмечаю, что Егор застрял в магазине и что-то не торопится обратно. Но у меня не осталось сил о нем беспокоиться сейчас. Артем прав: Егор не маленький, хватит его опекать.
Направляюсь в кухню, и чем дальше я от Киры, тем легче мне становится. Открываю холодильник, а все его полки буквально ломятся от еды: салаты, колбасы, сыр, какие-то соленья, которых в этот доме отродясь не было, кастрюлька с гуляшом, котлеты — и это лишь то, до чего дотягиваюсь взглядом, а в недрах еще дохрена разного. Продуктов в разной степени готовности так много, что я невольно усмехаюсь. Это точно не Егора шедевры — мой брательник яичницу пожарить не может без риска спалить к чертовой бабушке половину района. И не заказанное из ресторана. Значит, Кира. Это же сколько она часов угрохала на вот это все?
Честно, почему-то думал, что современным девам в девятнадцать лет интереснее клубы и вечеринки, а не рецепты борща и выпекание пирогов. Пока сидели за столом, и она метала на мою тарелку одно блюдо за другим, было не до осознания масштабов ее кулинарного подвига — вообще ни о чем путном думать не мог, а сейчас оценил и, черт его, восхищен.
Мой желудок все еще полон, но пить хочется. Потому достаю пластиковую бутылку, на которой жирным маркером выведено витиеватое: "Клюквенный морс". М-м-м, витамины. Откручиваю ярко-голубую крышку, но пить не тороплюсь. Мало ли. С подозрением принюхиваюсь, но пахнет, как в детстве — ягодами и первыми морозами.
Ладно, риск — дело благородное. Вряд ли меня способен уложить на лопатки чертов морс. Потому делаю глоток и… не могу остановиться. Вкусно же, мать его, вкусно!
— Жажда замучила? — слышу за спиной и чуть было не захлебываюсь от неожиданности. Кашляю, утираю слезы, но никто не спешит хлопать меня по спине, помогая.
— Вкусный морс, — говорю, когда меня отпускает, и убираю бутылку в холодильник.
А Кира стоит в дверях, переминаясь с ноги на ногу, и смотрит куда угодно, только не на меня. Она будто бы здесь и одновременно где-то далеко.
— Егор трубку не берет, — заявляет, игнорируя мой комплимент напитку. — Я пять раз ему звонила.
Сжимаю пальцами виски, закрываю глаза, а мозг лихорадочно обрабатывает информацию. Егор поехал в магазин, но должен был уже давно вернуться. И уж точно не игнорировать звонки своей невесты.
— Может, он за рулем? — выдаю самую безопасную версию, но Кира отметает ее взмахом руки.
— Нет, он всегда с гарнитурой. Даже за рулем отвечает. — В голосе искреннее волнение, но на меня все-таки старается не смотреть. — Егор говорил, что это вы его к этому приучили.
Сам не понимаю почему, но меня жутко бесит ее учтивое выканье. Словно мне лет двести, честное слово.
— Разберемся.
Хлопаю себя по карманам, но вспоминаю, что бросил мобильный на диван. Однако Кира стоит в дверном проеме и, чтобы вернуться в гостиную, придется подойти к ней совсем близко. А я же пообещал себе, что буду держаться от нее подальше. Ладно, не самая большая проблема сейчас.
Один шаг, второй, и аромат диких цветов уже щекочет ноздри. Интересно, это у нее мыло какое-то или парфюм? Гель для душа?
Так, стоп! Вот об этом вообще думать не рекомендуется — не моя забота, чем она там пахнет.
— Позволишь? — спрашиваю, когда между нами остается не больше пары десятков сантиметров.
Она вскидывает на меня взгляд, словно только заметила, что не одна здесь находится. У нее глаза темно-зеленые, почти коричневые, но изумрудные прожилки на радужке делают ее малахитовой.
Тьфу, зараза!
— В каком клубе вы видели ту девушку? — вдруг спрашивает, твердо глядя мне в глаза, а я опираюсь плечом на дверной косяк и складываю руки на груди. От греха подальше. — Мне нужно знать.
— Зачем? Я сам во всем разберусь.
Добавил бы “без сопливых”, но мы не в детском саду. Хотя сейчас Кира с этим трогательным румянцем на щеках и твердой решимостью во взгляде и похожа больше всего на упертого ребенка. Даже губу нижнюю закусывает, брови хмурит. Разве что ногой не топает.
— Я все равно выясню. Буду ходить по всем клубам города, но узнаю.
Только этого не хватало.
— Я сам разберусь. Что в этой фразе для тебя непонятно? — Расстояния между нами совсем не осталось, но смелый птенчик, кажется, готов ко всему. — У меня вроде бы с дикцией все в порядке.
— Если бы какая-то… проститутка оказалась на вас похожа, я бы посмотрела, как вы смогли оставаться в стороне, — выдает и бьет кулачками меня в грудь.
— Не позавидовал бы я этой несчастной женщине, — смеюсь, представив почти двухметровую проститутку. — Как же я мог вас так перепутать?
Я снова касаюсь пальцами ее подбородка, но на этот раз у меня нет цели причинить Кире боль. А какая у меня цель сейчас? Зачем я трогаю чужую женщину? Откуда во мне вообще это странное желание коснуться ее?
— Кира, иди в комнату Егора. Сходи куда-нибудь, потому что я плохо себя контролирую и могу наворотить таких дел, которые потом всем миром не расхлебаем. Ты странно действуешь на меня, девочка.
Она отшатывается, заводит руки за спину, послушная. А я чертыхаюсь себе под нос, понимая, что снова едва не перешел все допустил границы, все табу не нарушил.