Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- А как же прекрасное платье, что я выписал для тебя из столицы? - Отец решил отвлечь Арину, уж очень она разошлась.
- Пусть висит. Не поеду!
- Поедешь.
- Нет.
Тут отец удивил. Лицо его стало строгим, застывшим. Голос, всегда ласковый, погрубел. После он сказал то, чего Арина никогда не ожидала от него услышать:
- Дочь, послушай, что я тебе скажу. И не обижайся. Ты знаешь, что для меня ты самый дорогой человек на свете, и я никогда бы не сделал тебе ничего дурного.
- Папочка, о чем ты говоришь, конечно, я…
- Не перебивай. Я делал для тебя эти шестнадцать лет все, о чем бы ты ни попросила. И продолжал бы делать, если бы не трудности.
- Я думала, что наши трудности давно позади. - Арина растерялась - она знала, что у них были финансовые проблемы когда-то, но не сомневалась, что они кончились, ведь жили они так же пышно.
- Они только начинаются, потому что продавать больше нечего. Все дома, прииски, магазины, даже леса теперь не наши.
Остался только этот дом и имение, которое я ни за что не продам. Нам не на что скоро будет жить.
- Но ты же заседаешь в Думе, у тебя жалованье…
- Моего месячного жалованья хватит только на то, чтобы оплатить твое выходное платье.
- Мы не будем больше покупать мне платьев и балов устраивать. Будем жить скромно. - Арина нисколько не огорчилась неприятным известием, она просто не понимала, как круто оно может изменить ее жизнь. Ей даже нравился этот разговор - папа беседует с ней как со взрослой.
- Ты опять не дослушала. Когда ты только родилась, я надеялся выдать тебя замуж за самого достойного юношу нашего города. За князя Галицкого или сына нашего теперешнего губернатора. И любой из них посчитал бы за честь стать твоим мужем. Но времена изменились. Теперь мы не богаты, у нас остался только титул, а им титулы ни к чему, у них свои есть.
- Я не понимаю, папочка. Если ты боишься, что меня не возьмут замуж, то зря переживаешь, я не очень и рвусь.
- И опять ты ошиблась. Я хочу не просто найти тебе мужа, это с твоей красотой и родословной не проблема, я хочу, чтобы он помог нам избавиться от наших проблем. Понимаешь?
- Нет.
- Я все эти годы поддерживал у людей представление о нашем богатстве и могуществе. Я давал балы, покупал тебе лучшие наряды, чтобы никто не догадался, что мы нищие. Я справился. Люди, конечно, судачат, что мы уже не столь богаты, как раньше, но они не догадываются, что мы на грани банкротства. Сейчас твоя очередь вступать в игру. Теперь от твоего очарования, умения себя подать зависит наше будущее. - Алексей обнял дочь, взгляд его смягчился. - Деточка, ты же не допустишь, чтобы папочка на старости лет пошел побираться?
- Папа, - Арина заплакала, - я сделаю все, что нужно. Я пойду на бал, найду самого лучшего мужа, только не грусти.
- Детка, моя умная детка, пока ты еще слишком молода для замужества, но через пару лет будет уже пора, и начать подыскивать партию надо уже сейчас. Мы найдем тебе самого лучшего, самого красивого и богатого, я обещаю. - Он поцеловал дочь в макушку и вышел, довольный собой.
Алексей проследовал в свой кабинет, сел за стол, просмотрел кое-какие бумаги. Потом, отодвинув их, задумался, тупо глядя в одну точку. Хорошее настроение, с которым он покинул комнату дочери, улетучилось. Из головы не шли навалившиеся со всех сторон проблемы. Мало ему денежных затруднений, тут еще сердце начало пошаливать. Да и немудрено с такими-то нервотрепками. Одно его только радовало в последнее время - то, что он уже не губернатор. Кто бы мог подумать, что крах его мечты станет для него спасением. Он не замарал рук кровью невинных - это ли не счастье?
Лишили его губернаторского кресла сразу после Рождества. На его место был прислан барон Фре'дрикс, жесткий и решительный человек, военный в отставке. Алексей Ананьевич ушел с поста достойно, подарив своему преемнику старинной работы меч, а городу - очередную школу на 60 человек. Он был уверен, что N-ск его не забудет. Он ошибся. И школу, и театр, и новый Ярмарочный дом, отстроенный при нем, по прошествии нескольких лет называли Ананьевскими.
Все помнили Барышниковых, но заслуги сына меркли перед заслугами отца бог знает почему.
Летом Алексей был выбран в городскую Думу. Началась для него новая жизнь. От старой она отличалась сильно, прежде всего тем, что теперь шиковать было не на что. От взяток он поначалу отказывался - свежи были в памяти подробности «соляного» скандала, - поэтому поддерживать планку на должном уровне было очень трудно. Постоянные приемы, подарки для Арины, новый автомобиль, скаковые лошади. Пришлось продать оставшуюся недвижимость. Пообвыкнув, начал понемногу брать взятки, но больших денег ему не давали, а маленькие разлетались в мгновение. Так, к лету 1905-го продавать было нечего. Но осталась у Алексея Ананьевича одна драгоценность - его дочь. Свое сокровище он ни за что бы не продал плохому хозяину, но ведь есть надежда на то, что новый владелец окажется благородным, добрым, а главное - богатым. Барышникову обрыдла такая никчемная жизнь! Он, рожденный в роскоши, должен крутиться, клянчить, подбирать объедки с чьего-то стола, принимать подачки. У-ни-зи-тель-но!
Всякий раз, когда Барышников смотрел на дочь, он больше и больше убеждался в том, что девушка вытащит его из нищеты. Арина выросла красавицей: рослая, статная, уже в столь юном возрасте спелая. Золотые волосы, яркие глаза, постоянно меняющие свой цвет: в ясную погоду голубые, в пасмурную зеленоватые, а вечерами, в сумерки - дымчато-серые. Но самое прекрасное в ней было не это, а удивительная свежесть, задор, веселье. Она казалась молодым олененком, резвым, вольным. Когда она прибегала с улицы зимой и щеки ее, пухлые, с приятными ямочками, покрывались ярким румянцем, волосы выбивались из-под шапочки, а глаза сверкали, не было девушки красивее ее. Отец видел, как хорошеет его дочь, как формируется и наливается соком ее тело, как заглядываются на нее мужчины, когда она идет по улице… Невинная, не понимающая, что походка ее грациозна, по-взрослому плавна, и все это переполняло его гордостью и радостью…
Радостью, которую он пытался в себе заглушить.
Он продаст Арину очень-очень-очень дорого!