— Достаточно тщательно?

Коули поиграл серебряной статуэткой лошади, что стояла в углу стола, прежде чем ответить.

— Смотритель больницы и его люди вместе с санитарами всю ночь и почти целое утро осматривали остров и каждое здание больничного комплекса. Никаких следов. Еще тревожнее то обстоятельство, что никто не может объяснить, каким образом ей удалось ускользнуть из палаты. Комната запирается снаружи, а единственное окно забрано решеткой. Никаких признаков того, что кто-то ковырялся в замке, мы не обнаружили. — Он перевел взгляд со статуэтки на гостей. — Впечатление такое, будто она испарилась сквозь стены.

Тедди записал у себя в блокноте слово «испарилась».

— А вы уверены, что во время отбоя она находилась в своей палате?

— Абсолютно.

— На каком основании?

Коули оставил в покое лошадь и нажал на кнопку селекторной связи.

— Сестра Марино?

— Да, доктор.

— Пожалуйста, попросите ко мне мистера Гантона.

— Сию минуту, доктор.

У окна стоял столик, а на нем кувшин с водой и четыре стакана. Коули подошел к столику и наполнил три стакана, два поставил перед гостями, а с третьим вернулся на свое место.

— У вас здесь не найдется аспирина? — спросил Тедди.

Главврач едва заметно улыбнулся.

— Думаю, найдем. — Он порылся в выдвижном ящике и достал флакон «Байера». — Две, три?

— Лучше три.

Тедди уже чувствовал пульсирующую боль в глазу. Коули протянул ему таблетки, он бросил их в рот и запил водой.

— Подвержены головным болям, пристав?

— Морской болезни, увы.

Коули понимающе кивнул:

— Обезвоживание организма.

Тедди подтвердил кивком, а Коули открыл сигаретницу из грецкого ореха и поднес ее гостям. Тедди взял одну, Чак же, мотнув головой, достал собственную пачку, и все трое закурили. Главврач поднял фрамугу.

Он снова сел и протянул через стол фотографию: молодая женщина, чье красивое лицо портили круги под глазами, такие же черные, как ее волосы. Глаза широко раскрыты, как будто их распирало от внутреннего жара. А то, что им открывалось за объективом камеры, за фотографом, а возможно, и за пределами видимого мира, не предназначалось для посторонних глаз.

Что-то в ее лице вызвало у Тедди тревожную ассоциацию, а потом он сообразил: паренек в концлагере, отказывавшийся от еды, которую ему предлагали. Он сидел у стены на апрельском солнышке с застывшим выражением глаз, пока его веки не закрылись. Бездыханное тело добавили к горе трупов на железнодорожной платформе.

Чак тихо присвистнул:

— О господи.

Коули сделал затяжку.

— Это реакция на ее бесспорную красоту или бесспорное безумие?

— И то и другое, — ответил Чак.

Эти глаза, думал Тедди. Даже застывшие во времени, они кричали. Хотелось залезть внутрь картинки и сказать ей: «Ну, ну, ну. Все хорошо, все хорошо. Шшш». Хотелось держать ее за плечи, пока не пройдет озноб, и произносить утешительные слова.

Дверь открылась, и вошел высокий негр с седыми прядками, в белой униформе санитара.

— Мистер Гантон, — сказал Коули, — это джентльмены, о которых я вам говорил. Приставы Ауле и Дэниелс.

Тедди с Чаком встали и обменялись с Гантоном рукопожатиями. Тедди почувствовал, как от этого человека буквально исходит страх, возможно, от того, что он пожимает руку представителям закона, а у него дома лежит парочка повесток в суд.

— Мистер Гантон работает у нас вот уже семнадцать лет. Он главный санитар. Это он сопровождал Рейчел в ее палату прошлой ночью. Мистер Гантон?

Гантон, усевшись, скрестил лодыжки, положил на колени руки и немного подался вперед, глядя на свои ботинки.

— В девять собиралась группа, а после…

Коули его перебил:

— Речь о сеансах групповой терапии, которые проводят доктор Шин и сестра Марино.

Гантон подождал, не захочет ли Коули еще что-то добавить, а затем продолжил:

— Ну вот. Значит, в десять они закончили, и я повел Рейчел в палату. Она вошла. Я запер дверь снаружи. После отбоя, каждые два часа, мы делаем обход. В двенадцать прихожу. Заглядываю в глазок, а койка пустая. Может, думаю, на полу лежит. Пациенты, они часто на полу спят. Открываю дверь…

И снова Коули вмешался:

— Своим ключом, правильно, мистер Гантон?

Тот кивнул, разглядывая собственные колени.

— Своим, ага, дверь-то заперта. Вхожу. Мисс Рейчел нигде не видать. Я закрыл дверь и проверил решетку на окне и само окно. Вроде крепко заперто. — Он передернул плечами. — Тогда я позвонил смотрителю. — Он поднял глаза на Коули, который по-отечески ему кивнул.

— Есть вопросы, господа?

Чак мотнул головой.

Тедди оторвался от блокнота.

— Мистер Гантон, вы сказали, что вошли в палату и убедились в том, что пациентки нет на месте. Вы не разовьете свою мысль?

— Сэр?

— Там есть стенной шкаф? Есть место под койкой, где она могла спрятаться?

— Все есть.

— И вы там и там проверили?

— Да, сэр.

— Притом что дверь оставалась открытой.

— Сэр?

— Вы сказали, что вошли в палату и не увидели там пациентки. А потом закрыли дверь.

— Вообще-то… Ну…

Тедди подождал и затянулся сигаретой, которую ему дал Коули. Дым был мягче и насыщеннее, чем у его «Честерфилда», и запах тоже другой, сладковатый.

— Дело-то на пять секунд, сэр, — пояснил Гантон. — Глянул в шкаф, глянул под койку и закрыл дверь. Где ей там прятаться-то? На пятачке?

— А прижаться к стене? Справа или слева от двери?

— Да ну. — Гантон помотал головой, и, хотя глаза были опущены долу, Тедди впервые ощутил исходившую от него волну досады и глухого недовольства при всех этих услужливых «да, сэр» и «нет, сэр».

— Маловероятно, — обратился Коули к Тедди. — Я вижу, пристав, к чему вы клоните, но когда вы увидите эту комнатку, то поймете, что мистеру Гантону было бы крайне трудно не заметить пациентку, где бы она в тот момент ни находилась.

— Вот именно. — Гантон уже смотрел приставу в лицо, и в его взгляде сквозили вызов и гордость за безупречно сделанную работу, которую он, Тедди, своими вопросами поставил под сомнение.

— Благодарю вас, мистер Гантон, — сказал Коули. — Пока достаточно.

Гантон поднялся, еще на пару секунд задержавшись взглядом на приставе, и со словами «Спасибо, доктор» покинул офис.