— А второго сына, Али-Мустафа, я бы советовал приобщить к науке. Конечно, поначалу они с братом будут обучаться одинаково, так ведь? Но если мальчик потянется к… лекарскому делу, например…

На лице Мустафы отразилось замешательство.

Целителями и учёными становились, как правило, юноши, слабые от рождения, не приспособленные к воинской стезе, к походам и сражениям. Он-то уже размечтался, как вырастит из сыновей двух отважных витязей, покрывающих славой его имя…

— …Не останавливай его.

В голосе султана послышалось суровое предостережение. Нет, не послышалось. Всей шкурой ага почувствовал, как напряглась жена. Значит, и она, тонко разбирающаяся в интонациях Великих мира сего, уловила эту угрожающую ноту.

— Может статься, — продолжил Хромец, несколько смягчаясь, — к нему перейдут навыки и способности нашего недавно умершего друга. Очень на это надеюсь. А если нет — на всё воля Аллаха! Но уводить сына от предназначения ты не должен. Расти его, как и старшего — воином, но уважай его выбор, если он решит сменить меч на скальпель и книги. Славы и почестей достойны и великий мудрец, и великий воин. Разве не так?

— Ты прав, как всегда, — почтительно ответил ага. — Мне ли спорить?

— Вот и не спорь. — Хромец благодушно улыбнулся, давая понять, что официальная часть визита закончена. — Что ж, вот теперь я готов отдать должное твоему угощению, ибо, как полагаю, если помедлю ещё немного — твой повар, по примеру чинских слуг, повесится на воротах, надумав, будто я отвергаю плоды его трудов… Но предложи мне сперва чаю. День сегодня жаркий, а в горле у меня сухо. И давай отпустим твою прекрасную супругу, она несколько утомлена и взволновала, пусть отдохнёт вместе с детьми. Долгих лет жизни и здоровья тебе, Айлин-ханум!

За спиной Ирис зашуршали, всё же тихонько заахали — обнаружили гостью! — засуетились бесшумно… Улыбаясь, она позволила себя окружить и увести. Обошлось. Всё хорошо, султан не обидел малыша. Но отчего она, собственно, так боялась за ребёнка?

Должно быть, оттого, что до сих пор в памяти стояло придушенное: «Баязедовы отродья…»

Но совсем скоро мрачные мысли исчезли. Им просто не осталось места, потому что пришлось успокаивать взволнованную высочайшим визитом старшую подругу, припугнуть её тем, что у слишком уж пугливых мам перегорает молоко, осмотреть, выслушать, порадоваться прекрасному самочувствию и мамы, и малыша, нежно подержать в руках тёплый куколь и полюбоваться на длинные пушистые реснички, крошечный, но уже сейчас выразительный нос, погладить пушистую макушку… Приласкать и маленького Аслана, чтобы не думал, будто теперь все о нём позабыли…

Не прошло и получаса, не успели они наговориться с пришедшей в себя Айлин, как прислали записку от Али-Мустафы.

Узнав, что уважаемая Ирис-ханум пришла навестить подругу, Великий Султан выразил сожаление, что не успел застать её в ТопКапы недавно, и теперь просит явиться для приватной беседы. Превосходно, что он застал вдову своего друга именно здесь. Поскольку дело, о коем он намерен переговорить, касается и её лично, и почтенного аги.

* * *

Даже без провидческого дара, который, кстати, у Ирис так больше и не проявился после чудесного спасения Бомарше, нетрудно было догадаться, о чём желает поговорить Солнцеликий с двумя ближайшими родственниками покойного друга.

О завещании.

И уж, конечно, не мог он обойти такой животрепещущий вопрос, как возможное деликатное положение вдовы. В данном случае, это была формальность, ибо, хоть почтенный старец даже с самыми дорогими его сердцу людьми ни разу не обмолвился о символическом характере своего брака с прекрасной юной девой, их отношения — не супружеские, а, скорее, отношения отца и нежно любящей дочери — говорили сами за себя. Отрицательно качнув головой в ответ на прямой вопрос султана, Ирис залилась краской. И тут её, словно ножом, так и резануло по сердцу сожаление. Ни разу в общении с названым отцом у них не промелькнуло намёка на возможные супружеские отношения, но только сейчас, вспоминая двойняшек Марджины и сыновей Айлин и Али-Мустафы, в особенности, малыша, которого недавно держала на руках — только сейчас она подумала, что именно ей надо было бы решиться — и заговорить на такую щекотливую тему первой. Или не надо было? Она понимала и ценила нежные чувства эфенди, но отчего-то именно теперь острее всего ощутила его потерю. Да, он оставил после себя бесценные сокровища, сделал её богатой женщиной — хоть ей по закону полагалась лишь треть наследства, но и того хватало с избытком на безбедную, если не роскошную жизнь. Но ей страстно вдруг захотелось обнять малыша, так похожего на её ушедшего наставника…

Должно быть, слёзы, непрошено выступившие, заставили султана смягчить суровый тон. И на Ирис он поглядывал куда более снисходительно, чем в самом начале разговора. Этот взгляд она ощущала даже в те минуты, когда, казалось, Хромец переключал внимание на одного Али-Мустафу, обсуждая детали сборов вдовы в дорогу… Она сперва даже не сообразила, что речь идёт о ней. Тамерлан упомянул и о пожилых слугах Аслан-бея, судьбу которых Ирис, как нынешняя полноправная хозяйка дома, должна была обустроить после своего отъезда, и о том, что часть денежного состояния, предназначенного ей, была, оказывается, заблаговременно размещена в банковских домах Генуи, Лютеции и Эстре, и к сегодняшнему дню обросла значительными процентами…

Али-Мустафа назначался ответственным за подготовку и снаряжение каравана. Вдова же Аслан-бея должна была отобрать ту часть сокровищ из наследия Мудрейшего, которую он сам предназначил в дар лучшим европейским университетам.

С долей библиотеки, что оставлялась венценосному другу, как и с бесценным оборудованием обсерватории, эфенди без сожаления расстался ещё полгода назад, объясняя, что слабеющее зрение не позволяет ему помногу читать и смотреть на звёзды. Но Ирис-то знала, знала, что глаза её эфенди по-прежнему остры! Просто в тот момент она не понимала — или не хотела понять — что мудрый друг, давным-давно просчитав число оставшихся ему дней на грешной земле, раздавал наследие ещё при жизни, дабы присмотреть за всем самому, насколько успеет.

Теперь ей приходилось наведываться в ТопКапы через каждые три дня, чтобы докладывать о том, как идут сборы. К счастью, приезжала она не одна, а с «внучатым племянником», с Али-Мустафой, который почтительно величал её «тётушкой», хоть и был при этом почти вдвое старше. Он отчитывался перед султаном за свою часть порученного, Ирис — за свою. Подготовка велась полным ходом, хоть многие вокруг недоумевали: к чему такая спешка? Чиновники, ответственные за снаряжение провизией и припасами каравана, временами впадали в прострацию. Обычно такие дела, как снаряжение экспедиции, не относящейся к военным ведомствам, велись долго, со вкусом, с преодолением множества бюрократических препон… но нынешнее плавание, контролируемое самим Хромцом, обещало стать событием из ряда вон выходящим. Пара-другая интендантов, не успевших это понять и задержавших поставки сухарей и бобов для экспедиции, были выпороты, после чего подготовка понеслась как на крыльях.