Оуэн призадумался. Гонт был опасный человек, известный своим коварством. Бывший лучник отлично представлял, какого сорта поручения Гонт мог ему давать. Служба этому господину стала бы почетной, но не очень честной. Во всяком случае для Оуэна. Не для того Бог возродил его из пепла, чтобы он теперь обделывал темные делишки.

— Я польщен, что двое таких всесильных вельмож предлагают мне службу, и я благодарен вам за то, что вы даете мне возможность выбора. Предпочитаю служить архиепископу и лорд-канцлеру. Служба у вас мне больше по душе.

Торсби склонил голову набок.

— Как вижу, в вас нет честолюбия. Но в те круги, где вы сейчас вращаетесь, вас привел каприз судьбы. Будьте осторожны. — Взгляд его был серьезен, почти тревожен.

Слепой глаз Оуэна вдруг закололи сотни иголок, раскаленных и острых. Он давно привык считать эти приступы своего рода предупреждением, дурным предзнаменованием.

— Я всегда осторожен, милорд, и знаю свое место.

— Не сомневаюсь, Оуэн Арчер, что это так.

Торсби поднялся, поправил кочергой поленья в камине и вернулся на место.

Оуэн отставил бокал с вином. Он хотел, чтобы голова оставалась ясной.

Торсби тоже отодвинул бокал.

— Головоломка начинается следующим образом. Сэр Джеффри Монтейн, покинув свиту Черного Принца, совершает паломничество в Йорк, чтобы искупить какой-то прошлый грех. Мы не знаем, какой именно, ибо на службе у принца Монтейн вел себя безукоризненно. Вероятно, что-то из его далекого прошлого. Прежде чем поступить на службу к принцу, он сражался под знаменами сэра Роберта Д'Арби из Фрейторп Хадден, поместья, расположенного неподалеку от Йорка. То, что Монтейн выбрал аббатство Святой Марии для совершения паломничества, предполагает, что его грех связан со службой у Д'Арби. Итак. Он появляется в Йорке незадолго до Рождества, а через несколько недель заболевает тифом — видно, путешествие на север подорвало его силы, открылась старая рана и вернулась болезнь, которую он перенес во Франции. Все это со слов лекаря аббатства, брата Вульфстана. А через три дня Монтейн умирает.

Торсби смолк.

Оуэн не увидел в этой истории ничего странного.

— Тиф часто смертелен.

— Согласен. Насколько я знаю, после ранения вы помогали военному лекарю. Часто доводилось выхаживать тифозных больных?

— Часто.

— Мастер Уэрдингтон хвалил вас за сострадание.

— Да я сам переболел всего за год до этого и понимал, как страдают больные.

Архиепископ кивнул.

— Кончина Монтейна осталась бы незамеченной, если бы за один только месяц в аббатстве не случилась еще одна смерть. Сэр Освальд Фицуильям из Линкольна, значимое лицо в аббатстве, искал там уединения, дабы замаливать грехи — какие именно, легко могли догадаться все те, кто его знал. Вскоре после Святок он простудился, болезнь все усиливалась. Он сильно потел, жаловался на боли в руках и ногах, иногда терял сознание, бредил. Через несколько дней он умер. Почти такая же смерть, как у Монтейна.

— Почти такая же? Но его случай совсем не похож на тиф.

— Перед кончиной Монтейн страдал точно так же.

— А не мог лекарь отравить обоих?

— Сомневаюсь. Преступление было бы слишком очевидным. — Торсби снова отпил из бокала.

— Прошу прощения, ваша светлость, но какое вы имеете ко всему этому отношение?

Архиепископ вздохнул.

— Фицуильям состоял под моей опекой до достижения совершеннолетия. К своему стыду, опекуном я оказался никудышным, он вырос эгоистом и пройдохой. Я использовал все свое влияние, чтобы определить его на службу к Гонту. Друзей мне это не прибавило. Я предполагал, что моего ставленника отравили. И хотя не стану притворяться, будто скорблю по нему, я должен знать имя убийцы.

— А что скажете о Монтейне?

— Ну, насколько я могу судить, богобоязненный человек, у которого не было врагов. Возможно, эти две смерти никак не связаны. — Архиепископ откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза. — Хотя я думаю обратное. Слишком уж одинаково оба умирали. — Он взглянул на Оуэна. — Может быть, его отравили по ошибке? — Торсби пожал плечами. — Или просто ему лучше, чем Фицуильяму, удалось скрыть свою тайну? — Он улыбнулся. — Есть еще одна интересная деталь. Монтейн не раскрыл своего имени в аббатстве. Назвался пилигримом, скромно и просто. Или хитро?

Интересная загадка. Оуэна радовала перспектива.

— Какие вы успели навести справки?

— Задал несколько вопросов, при этом выяснился один факт: аббат Кампиан считает, что оба умерли естественной смертью. Вернее сказать, надеется, что это так. Он опасается, что мы безосновательно обвиним его лекаря, брата Вульфстана. К тому же архидиакон Йорка уверяет меня, что, появись во всем этом деле хотя бы один намек на злой умысел, его пристав был бы в курсе. Я перепоручаю расследование вам, Оуэн Арчер. Начните с самого начала, невзирая на лица.

— В каком качестве мне следует появиться в Йорке?

— Думаю, будет лучше максимально придерживаться правды. Представьтесь воином, потерявшим вкус к сражениям и убийствам и пожелавшим начать жизнь заново. Вы ищете работу в городе, а пока перебиваетесь небольшими средствами, оставленными вам покойным хозяином. Мой секретарь, Йоханнес, несомненно, что-нибудь придумает перед вашим отъездом. Разумеется, вам будут предоставлены необходимые средства. Как прибудете на место, сразу отправляйтесь к Йоханнесу, и вообще, как только что-нибудь понадобится — обращайтесь к нему. При обычных обстоятельствах всем этим занимался бы тамошний архидиакон. Но я бы предпочел, чтобы сейчас он не знал о цели вашего визита.

— Вы его подозреваете?

Торсби улыбнулся.

— На этом этапе я подозреваю всех и каждого.

— Всех, кроме Йоханнеса.

Торсби кивнул.

— А когда я выполню поручение, что потом?

— Увидим.

Оуэн ушел, испытывая смешанные чувства. С одной стороны, отпала необходимость возвращаться в Италию. Ему поручили решить интересную задачу. Но вызов скорее был сделан его уму, нежели физической форме. Предстояло выуживать улики, подлавливать людей на лжи. В подобных делах у него еще не было опыта, и это немного его беспокоило. Но больше он тревожился из-за того, что придется разыгрывать из себя человека, потерявшего вкус к убийству.

Неужели архиепископ считал, что так будет правдоподобнее? Правдой тут и не пахло. Дайте ему справедливое дело — и он снова отправится убивать. Он вовсе не растратил свою отвагу. Неужели архиепископ счел его трусом? Лицо Оуэна сразу вспыхнуло. Нет, конечно. Архиепископ ни за что бы не нанял труса. Нужно гнать эту мысль прочь. Сомнения только помешают славно потрудиться. А он просто обязан преуспеть, ведь в случае удачи он обеспечит себе будущее в Англии. Бог пока не оставил его.