На следующее утро Оуэн отправился обратно в Кенилуорт. Гонт приехал в замок на Рождество и намеревался остаться там со своей свитой, пока не просохнут дороги, чтобы прошли доверху груженные домашней утварью повозки. Оуэн надеялся, что кто-то из его прежних товарищей по оружию, оставшихся на службе у Гонта, знал Фицуильяма. Он не был в этом уверен, так как, став шпионом, отдалился от старых друзей из желания поскорее забыть о прошлом.

Он приехал в замок ближе к вечеру, когда его товарищи отдыхали после нелегкого дня, посвященного муштре молодых рекрутов. Бертольд, сменивший его на посту капитана лучников, тепло приветствовал бывшего соратника. С ним были Лиф, Гаспар и Нед. Все пятеро вместе сражались во Франции. Именно Бертольд и Лиф обнаружили Оуэна, когда тот истекал кровью и бредил от боли рядом с трупами менестреля и его подружки.

Четверо лучников сидели вокруг дымящей жаровни в комнатушке Бертольда, маленькой, зато отдельной (одна из привилегий капитана отряда), и с удовольствием отдавали должное небольшой фляге с элем.

— Капитанское звание ничуть тебя не изменило.

Оуэн дернул Бертольда за косматый хвост черных волос, перевязанный грязным кожаным ремешком. Вылезшие пряди непокорными локонами вились вокруг изрезанного шрамами лица.

— Нет смысла важничать, если обучаешь лучников, — ответил Бертольд. — Аристократов среди них нет.

— Верно подмечено, — кивнул Оуэн.

Нед поднял кружку, салютуя Оуэну.

— Ты никогда не сойдешь за аристократа с этой повязкой на лице.

— Да, зато дамам она нравится.

Рассмеявшись, Гаспар подвинулся, освобождая место на скамье рядом с собой. Ему-то хорошо было известно, какую слабость питают женщины к шрамам. Высокий, красивый, широкоплечий, он соблазнил не одну красотку, попросив поцеловать его шрам от вражеского ножа, проходивший от уха до рта. После этого он интересовался, не захочет ли красавица увидеть, где продолжается шрам на его груди.

— С дамами, которые сидят за господскими столами, у тебя почти нет шансов. Этим особам подавай титул.

— За титулованных они выходят замуж. А я ни слова не говорю о замужестве.

Компания расхохоталась.

— Значит, не соскучился по солдатской жизни? — поинтересовался Гаспар.

Вопрос больно ударил Оуэна, но он предпочел сделать вид, что пропустил его мимо ушей.

— Как новое пополнение?

— Опять слабаки, — прорычал Бертольд.

Лиф, здоровый детина с севера, хмуро уставился на тростинку, из которой пытался вырезать дудочку. Оуэн взглянул на большие, толстые пальцы Лифа и подивился, как ловко он справляется с тонкой работой.

— Когда ты командовал, тебе быстрее удавалось обтесать новичков. Теперь же некому рассказывать валлийские байки, чтобы вдохновить молокососов. — Лиф не сводил глаз с работы, но Оуэн разглядел скрытую за рыжей бородой улыбку.

Бертольд передал агенту архиепископа кружку.

— Похоже, тебе нужно подкрепиться.

Оуэн, терзаемый жаждой, принял её с благодарностью и осушил залпом под громкие одобрительные крики друзей.

— Хоть говорить ты стал чудно, но пьешь по-прежнему, как один из нас. Надеюсь, ты принес хорошую новость? — поинтересовался Бертольд, став серьезнее. — Было бы здорово, если бы ты снял с меня это ярмо. Я никогда не стремился стать командиром.

— Прости, старина, мне предстоит отправиться на север. Перед дорогой захотелось повидаться со старыми приятелями.

Лиф продул тростинку, поднес ее к огню, прищурившись, заглянул внутрь, потом придвинулся поближе к Оуэну и, понизив голос, спросил:

— Так что понадобилось Гонту на севере? Неужто шотландцы?

— Поручение не от него, — ответил Оуэн. — Я работаю на лорд-канцлера и архиепископа Йоркского.

— Торсби? — удивился Гаспар.

— Ну да.

Бертольд в изумлении покачал головой.

— Странный народ эти церковники. Как получилось, что ты работаешь на него?

— Его светлости меня рекомендовал старый герцог.

Нед задумчиво на него посмотрел.

— С глазом не лучше?

Оуэн покачал головой.

— И вряд ли когда будет лучше.

— Все равно ты мог бы остаться капитаном лучников, — быстро вставил Бертольд.

— Насчет этого я не передумал. И не передумаю.

Бертольд лишь пожал плечами.

— А еще у меня есть новость для старых дружков сэра Освальда Фицуильяма, — продолжал Оуэн. — Случайно, не знаете таких?

Бертольд нахмурился.

— Новость насчет Фицуильяма?

— Да.

— Во что теперь вляпался ублюдок? — прорычал Лиф.

— Он умер.

Нед подался вперед.

— Неужели? И кого нам благодарить за это?

— Не могу сказать. Тиф — извечная солдатская болезнь. Сильный приступ свалил его в аббатстве Святой Марии в Йорке.

— Тьфу. — Лиф сплюнул в тростник, устилавший пол. — И когда это он побывал хотя бы поблизости от солдатского лагеря, интересно знать?

— Значит, он никогда не воевал?

Нед рассмеялся.

— Зависит от того, что ты имеешь в виду. В свое время ему не раз приходилось сражаться врукопашную из-за того, что он совал нос куда не следует.

— Шпионил, что ли?

Компания притихла.

— Да я не обижусь. Сам не очень жаловал шпионов, когда был одним из вас.

Бертольд хлопнул его по колену.

— Ты всегда останешься одним из нас.

Оуэн протянул свою кружку.

— Тогда налей мне еще.

Беседа продолжалась, а ее участники постепенно хмелели.

— Значит, Фицуильям мертв? — снова спросил недоверчивый Нед.

— Так я слышал.

Лиф снова сплюнул в тростник.

— Туда ему и дорога.

— У тебя с ним личные счеты?

— Да плевал я на него! Кто он такой, чтобы я вообще думал о нем!

Нед пнул Лифа в ногу.

— Все еще переживаешь из-за красотки Элис?

— Очень надо переживать из-за этой шлюхи. Мне еще повезло, что я от нее отделался. Как-нибудь ночью она меня обязательно прирезала бы. С нее станется.

Гаспар доверительно придвинулся к Оуэну.

— Видишь ли, одно время он собирался на ней жениться. Пока не почуял, что в ее кровати спит не он один, а еще тот сукин сын.

Лиф с ревом вскочил, собираясь размозжить голову Гаспара кулаком, но Бертольд успел толкнуть его обратно на скамью.