она и сильнее сжала руку Эстель. – Если начнешь, то не остановишься. А сейчас не до этого. Нужно найти горючее.

– Да.

Рашель отпустила ее руку.

– Нужно возвращаться к Жерому.

Обе женщины пошли через двор, обходя пристройки. Но пройдя какой-то десяток шагов, Эстель вдруг обратила внимание на непривычную тишину во дворе и остановилась. Кругом брошенный транспорт, все посты опустели. Краем глаза она заметила молодого солдата, бегущего к сараю.

– Что происходит? – крикнула она.

– Сообщение по радио, – ответил он, замедляя ход. – Правительственное.

Подруги переглянулись, и впервые за долгое время перед ними промелькнула надежда. Эстель поспешила вперед в надежде услышать долгожданную новость. О том, что каким-то чудом удалось собрать новые силы, и скоро подтянется подкрепление, что проклятых бошей отбросят туда, откуда пришли, и их, казалось неудержимый, натиск будет остановлен, пока еще не поздно.

Двери сарая были распахнуты, и Эстель с Рашель вошли вовнутрь. Справа вдоль стены на соломе лежали раненые. Ближайший к ней с ампутированной ниже колена левой ногой стонал и бредил. Остальные лежали без движения, лишь провожая ее измученными, полными боли взглядами.

В дальнем углу сарая около стоящего на бочке радиоприемника с длинной антенной, тянущейся через сеновал на крышу, сгрудились люди в форме разных родов войск. Эстель ускорила шаг от нетерпения услышать сообщение, Рашель не отставала.

Но только они дошли до цели, кто-то выключил радио, и в сарае воцарилась гробовая гнетущая тишина, нарушаемая только стонами раненого у двери.

Эстель вздрогнула. На лицах людей отразилась широкая гамма эмоций – от печали до испуга, от ярости до отчаяния. Один солдат, совсем пожилой, наверное, побывавший в схватке с немцами двадцать лет назад, не смог сдержать слез.

Она схватила за руку ближайшего медика.

– Что случилось?

– Мы капитулировали.

Эстель растерянно уставилась на него.

– Не понимаю.

– Рейно ушел в отставку, премьером стал Петен и первым делом запросил у немцев перемирия.

– Не может быть!

Значит, все жертвы и лишения последних месяцев оказались напрасными. В том числе и смерть Алена.

– Может.

Медик вырвал руку и двинулся прочь.

У Рашель вырвался сдавленный вопль, и она рухнула на колено, зажав рукой рот.

Остальные постепенно расходились, и вскоре Эстель с Рашель остались одни, уставясь в пустоту, где только что была толпа, а теперь остались лишь пылинки, пляшущие в луче света, льющегося из открытого люка на сеновал.

А ведь генералы в сверкающих мундирах и политики в строгих костюмах уверяли Эстель и остальных, что Франция готова к войне с Германией. Заявляли, что Франция ответит на любые враждебные поползновения немцев сокрушительным ударом. Утверждали, что линия Мажино, изобилующая тоннелями, войсками и вооружением, совершенно неуязвима и непреодолима. А вторжение через Арденны или реку Мёз с тактической точки зрения просто невозможно. Франция никогда не падет.

Все это оказалось ложью.

Глава 4

Габриэль

ПАРИЖ, ФРАНЦИЯ, 28 июня 2017 года

Габриэль Сеймур стал лжецом.

А все из-за электронного письма какой-то женщины, утверждавшей, что обнаружила картину кисти его деда, ни больше ни меньше! Без особых раздумий он уже собирался отправить сообщение в небытие, но тут на экране появилось изображение Милбрук-холла, его семейного поместья в Норфолке.

Картина на фотографии была выполнена в тех же однородных тонах, которыми отличалась манера деда, но сама композиция внушала оптимизм, все недостатки словно компенсировались голым энтузиазмом автора. Этот стиль Габриэль знал как свои пять пальцев, он всю жизнь провел среди десятков подобных картин, до сих пор висевших на стенах отчего дома.

В письме некая Аурелия Леклер сообщила, что освобождает от вещей квартиру, когда-то принадлежавшую покойной родственнице, спрашивала, известно ли Габриэлю, как картина могла попасть в Париж, и знакомо ли ему имя Эстель Алар. Кроме того, интересовалась, имеет ли эта картина какую-то ценность, так как фамилия художника, по ее словам, ни о чем не говорила, и пользуются ли его работы хоть каким-нибудь спросом.

В любом случае хранить картину мадам Леклер не собиралась, она была настроена совершенно бесплатно вернуть ее семье Габриэля, законным владельцам. И в конце письма приглашала его в Париж взглянуть на эту работу.

Из сообщения совершенно ясно следовало, что, во-первых, отправитель не нуждается в средствах, возможно, эта дама настолько богата, что о приумножении своего состояния даже не задумывается. А во-вторых, незнакомка абсолютно не разбирается в искусстве. В последнем он окончательно утвердился, когда за веселеньким пейзажем разглядел на приложенном снимке еще одно полотно.

С него на зрителя смотрела обнаженная женщина, и даже при неважном качестве снимка в глаза бросались энергичная манера и тщательно продуманные тона. По жилам молнией пронеслось сладостное предвкушение редкой находки, и телефон чуть не выпал из рук. Через несколько мгновений Габриэль уже бронировал билет на ближайший утренний рейс из Лондона в Париж на поезд компании «Евростар». Габриэль по многолетнему опыту знал, что даже при полной уверенности в принадлежности работы определенному автору не стоит делать громких заявлений, пока не проверишь лично самым скрупулезным образом. Ложные надежды владельца произведения искусства еще никогда до добра не доводили. И поэтому он лишь сообщил мадам Леклер, что хотел бы как следует рассмотреть небольшой пейзаж.

Солгал. Без зазрения совести. Потому что, если тот холст с обнаженной натурой оправдает его предположения…

Поднимаясь по крутой улице, Габриэль еще раз сверил адрес, сохраненный в телефоне. Ему всегда нравилась энергичная атмосфера Девятого округа Парижа, вся эта деловая суета множества международных компаний, чьи офисы аккуратной вереницей выстроились вдоль просторных бульваров. После реконструкции в девятнадцатом веке при бароне Османе старый Париж из беспорядочного лабиринта мрачных узких улочек превратился в роскошный город со светлыми просторными бульварами, увенчанный жемчужиной – Оперой Гарнье, которую не раз посещал Габриэль. Дом, где жила мадам Леклер, был построен в то же время, прекрасное здание из местного известняка с кремовым трехэтажным фасадом, украшенным одинаковыми окнами и идеально выстроенными балконами.

Войдя в здание, Габриэль поправил сумку, висящую на плече, и в радостном волнении направился вверх по лестнице. Его работа большей частью была монотонной и кропотливой, но в такие моменты казалось, будто он, подобно Индиане Джонсу, охотится за очередным утраченным сокровищем.

Поднявшись на площадку, он протянул было руку к бронзовому молоточку на двери мадам Леклер, но обернулся на звук открывшейся сзади двери, сопровождаемый яростным визгливым тявканьем.

Из квартиры напротив появилась пожилая дама со зловеще-броской помадой на губах в модном полвека назад платье в цветочек.

В руке она сжимала трость, а под мышкой держала извивающуюся собачонку.

– Что вам нужно? – требовательно осведомилась она.

– Прошу