Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Поймав себя на том, что пытаюсь немелодичноподпевать тихому женскому голосу, я стянул наушники, выключил плеер. Нет. Ясюда не бездельничать приехал.
Что на моем месте предпринял бы Джеймс Бонд?Нашел таинственного Иного-предателя, его клиента-человека и автора подметногописьма. А что предприму я? Буду искать то, что мне просто жизненно необходимо!В конце концов, внизу, у охраны, должны быть удобства… Где-то за окном,казалось — совсем рядом, тяжело ухнула бас-гитара. Я вскочил, но в квартиреникого не обнаружил.
— Здорово, братва! — разнеслось за окнами. Яперегнулся через подоконник, окинул взглядом стену «Ассоли». И обнаружил на дваэтажа выше открытые окна, из которых и доносились блатные аккорды в неожиданномпереложении для бас-гитары.
Давно я не давил кишки наружу,
Давным-давно кишки наружу не давил,
И вот совсем недавно обнаружил,
Что я давно кишки наружу не давил.
А ведь бывало я как выдавлю наружу!
Никто из наших так наружу не давил!
И я тогда один за всех давил наружу.
За всех наружу я тогда один давил!
Невозможно было даже представить большийконтраст, чем тихий голос Зои Ященко, солистки «Белой гвардии», и этотнемыслимый шансон на бас-гитаре. Но песня почему-то мне нравилась. А певец,исполнив проигрыш на трех аккордах, стал сокрушаться дальше:
Бывает щас я иногда давлю наружу.
Но это щас, совсем не как тогда.
Совсем не так мне давится наружу,
Давить, как раньше, я не буду никогда…
Я захохотал. Все атрибуты блатных песенприсутствовали — лирический герой вспоминал дни былой славы, описывал своенынешнее состояние и сокрушался, что былого великолепия ему уже не добиться. Ибыло у меня сильное подозрение, что если прокрутить эту песенку по «РадиоШансон», то девяносто процентов слушателей даже не заподозрят насмешки. Гитараиздала несколько вздохов. И тот же голос запел новую песню:
Никогда в психушке не лечился.
Ты меня не спрашивай о ней…
Музыка прервалась. Кто-то печально вздохнул ипринялся перебирать струны.
Я больше не колебался. Порылся в картоннойкоробке, достал бутылку водки и батон копченой колбасы. Выскочил на плошадку,захлопнул дверь и двинулся вверх по лестнице. Найти квартиру полуночного бардаоказалось не сложнее, чем обнаружить спрятанный в кустах отбойный молоток.Включенный отбойный молоток.
Перестали птички петь,
Красно солнышко не светит,
У помойки во дворе
Не резвятся злые дети…
Я позвонил, совершенно не уверенный, что меняуслышат. Но музыка прервалась, а через некоторое время дверь открылась.
На пороге, добродушно улыбаясь, стоялневысокий коренастый мужчина лет тридцати. В руках он держал предметпреступления — бас-гитару. С каким-то мрачным удовлетворением я заметил, что онтоже стрижен «под бандита». На барде были заношенные джинсы и очень занятнаяфутболка — десантник в русском обмундировании огромным ножом перерезал горлонегру в американской форме. Ниже шла гордая надпись: «Мы можем напомнить, ктовыиграл вторую мировую войну!»
— Тоже ничего, — глядя на мою футболку, сказалгитарист. — Давай.
Забрав водку и колбасу, он двинулся в глубьсвоей квартиры. Я посмотрел на него сквозь Сумрак. Человек. И такаяперемешанная аура, что я с ходу отказался от попыток понять его характер.Серые, розовые, красные, синие тона… ничего себе коктейль. Я двинулся загитаристом. Квартира у него оказалась раза в два больше моей. Ох, не игрой нагитаре он на нее заработал… Впрочем, это не мое дело. Куда смешнее, что, кромеразмера, квартира выглядела точной копией моей. Начальные следы великолепногоремонта, спешно свернутого, а отчасти и не доведенного до конца.
Посреди чудовищного жилого пространства —пятнадцать на пятнадцать метров, не меньше — стоял стул, перед ним — микрофонна штанге, хороший профессиональный усилитель и две чудовищные колонки. А еще устены стояли три огромных холодильника «Бош». Гитарист открыл самый большой —тот оказался абсолютно пустым, и поместил бутылку водки в морозилку. Пояснил:
— Теплая.
— Холодильником не обзавелся.
— Бывает, — согласился бард. — Лас.
— Чего «лас»? — не понял я.
— Зовут меня так. Лас. Не по паспорту.
— Антон, — представился я. — По паспорту.
— Бывает, — признал бард. — Издалека пришел?
— На восьмом живу, — объяснил я.
Лас задумчиво почесал затылок. Посмотрел наоткрытые окна, пояснил:
— Я открыл, чтобы не так громко было. А то ушине выдерживают. Собирался тут звукоизоляцию делать, но деньги кончились.
— Это, похоже, общая беда, — осторожно сказаля. — У меня даже унитаза нет.
Лас торжествующе улыбнулся:
— У меня есть. Уже неделю, как есть! Вон тадверь.
Вернувшись (Лас меланхолично нарезал колбасу),я не удержался и спросил:
— А почему такой огромный и такой английский?
— Ты фирменную наклейку на нем видел? —спросил Лас. — «Мы придумали первый унитаз». Ну как его не купить, за такуюнадпись-то? Я все собираюсь наклейку отсканировать и чуть-чуть подправить.Написать: «Мы научили людей…»!
— Понял, — сказал я, — Зато у меня установленадушевая кабина.
— Правда? — бард поднялся. — Три дня помытьсяне могу…
Я протянул ему ключи.
— Ты пока закуску организуй. — радостно сказалЛас. — Все равно водке еще минут десять стыть. А я быстро.
Хлопнула дверь, и я остался в чужой квартире —наедине с включенным усилителем, нарезанной колбасой и огромными пустыми холодильниками.