Я подняла на него мутный взгляд:

– А зачем я здесь тебе?

Он вновь расслабился и улыбнулся. Скорее всего, его мимолетное напряжение мне вообще показалось.

– Как зачем? Не люблю легких побед, Полька Луговая. Сейчас ты себе придумаешь, что тебя вытурили только за то, что ты дорогу Стрельцову-младшему перешла, и убежишь, поджав хвост под джинсы. А в чем тогда будет мой восторг? Уделать жалкую трусиху – это так, не достижение, по три раза на дню успеваю.

– Это я-то жалкая трусиха?!

– Ты. Где боевая сука, которая по всему институту разнесла, что я ее сифилисом заразил? У меня тогда от такой стервозности даже восхищение появилось! Далеко не каждая девушка сумела бы подставить себя, чтобы подставить меня. Характер не шавки! А сейчас смотрю – порода-то помельчала.

Я поморщилась. Было дело, после новогодней вечеринки на втором курсе… Я от злости вообще не в себе была, раз такое в голову пришло.

– Да-а, погорячилась я тогда, – признала, вспоминая. – В общем-то, и себе личную жизнь надолго перекрыла тем заявлением…

– Догадываюсь! А меня до самого отъезда стороной в три метра обходили! Я их клею – а они шарахаются! Даже справку от венеролога притащил и ее каждому в нос пихал, но почему-то от таких действий начали шарахаться еще сильнее.

– Так ты поэтому уехал? – обрадовалась я. – Проиграл мне?

– Ну, будем считать, что так. А сейчас вернулся, чтобы выиграть.

– Обломишься.

– Посмотрим. А пока пойду работать. Я же тут теперь этот, как его, специалист!

И ушел, не стесняясь громко смеяться. Ну нет, сама я отсюда не уйду. Еще чего придумал! Да и Евгений Михайлович в чем-то прав – неправильно показывать характер на внутрипроизводственных совещаниях, а даже справедливые замечания можно выразить тактично и приватно, чтобы не заставлять его реагировать при всех.

С немного приподнявшимся настроением я окинула взглядом каталоги, которые секретарь разнесет по другим отделам чуть позже. Бездумно пододвинула к себе верхний – красиво оформлено, не придерешься, Настя все-таки не зря получала второе образование по художественному оформлению. Открыла на случайной странице и зависла, почти как недавно, но по другой причине. Наклонилась, щурясь и пытаясь рассмотреть каждый значок. Все описания были на французском, каждый абзац на французском… Взяла следующий – то же оформление, только тексты на английском, и они мне были уже понятнее по общему смыслу.

Вот оно что… Евгений Михайлович на переводчиках сэкономил. То-то он так радовался неведомому прорыву. Девчонки накидывали макет, а Стас переводил. Это, конечно, не специализация рекламщиков, потому и акцент никто не делал, но малюсенький вклад в экономию на издержках все же нельзя не признать…

Осознав свой идиотизм, я взяла телефон и решила написать сообщение, потому что в глаза такое произнести не смогу:

«Так ты в своих заграницах языки учил?»

«Нет, конечно, – пришел ответ. – Со мной там все по-русски разговаривали, даже в супермаркетах. Потому что у меня папа богатый. Ни на чем повезло»

Я протянула стон сквозь сжатые зубы.

«А где твои ошибки на русском?»

«Прасти, дарагая. Мне Настя памагла написать. А где тебя носит, пока я твою кружку облизываю?»

Вздохнула, встала, оправила одежду и пошла в отдел. Неловко немного перед остальными, но когда меня такие мелочи останавливали? Вообще-то, Стас правильно выразился – приятнее побеждать сильного противника, а не безмозглого дурака.

Вечером я все-таки заявилась к маме. Недолго мялась, но все же поинтересовалась ее прошлыми отношениями с Борисом Игнатьевичем. Она и не думала отнекиваться:

– О, а ты про это откуда узнала? Да не было ничего серьезного. Боря красиво ухаживал, букеты присылал – я тебе говорила, что от выпускников, в рестораны пару раз сходили…

– Ого, Боря? – удивилась я, ни разу от нее такой фамильярности не слышавшая. – И что же потом произошло?

– Да ничего не произошло. – Она пожала плечами. – Ты в восьмом классе училась, да и у него двое мальчишек. Стасик вообще шебутной был, сладу с ним никакого. Трудный ребенок, в те времена еще слишком остро переживавший смерть матери. Это не очень просто – воспитывать детей в одиночку, но намного сложнее – заявлять неготовым к такому детям, что у них теперь есть отчим и мачеха.

– Мам, ты думаешь, что я была бы против? – Я накрыла ее руку своей. – Да я к Борису Игнатьевичу всегда с уважением относилась!

– Нет, я так не думала. Просто перемены в личной жизни сразу такого количества людей можно проводить только при условии сильных чувств. А иначе зачем тужиться? У нас с Борей были теплые отношения, но на самом деле ничего общего в интересах. Даже близко не было к тому, что я чувствовала с твоим папой. Мне рабочий процесс в деканате интереснее, чем его благосостояние, а он только о бизнесе, об инвестициях, о поездках… Слишком самоуверенный, слишком зацикленный на результатах и победах. Ты меня знаешь, доча, меня другой тип людей привлекает – созерцатели, способные полтора часа вещать о прочитанной книге. Сослалась на то, что не хочу травмировать детей, Боря сразу тактично отступил. Вот и все отношения, если их так можно назвать.

Я кивнула, тем подчеркивая, что она не обязана дальше объясняться, если не хочет. Но закончила:

– Ты у меня красавица, мам. И если вдруг найдешь себе мужчину по душе, то я буду только за!

– Да я тебя тогда и спрашивать не стану! – рассмеялась она.

А я с удовольствием отметила, как мы все-таки с ней похожи – принципиальные, целостные и не способные раскидываться чувствами на каждого встречного самоуверенного самца. Притом это никак не отражается на результатах и победах в собственной работе, уж мою маму никто не упрекнет в том, что она негодный специалист.

Разумеется, на работе я притихла и к Стасу не придиралась. На моем месте было разумно притихнуть, чтобы дать остальным возможность забыть мой последний прокол. Но если дело не касалось работы, то я позволяла себе некоторые послабления:

– Стас, как ты думаешь, почему моя кружка утром стояла в моем ящике за тремя стопками бумаги, четырьмя папками с отчетами и запиской «Не смей брать мои вещи!»?

– Не знаю. Чтобы не пылилась?

– Не-е-ет. Еще попытка!

– Полька, у меня день рождения тридцатого числа. Сможешь использовать этот повод, чтобы вручить мне кружку и притом не быть заподозренной в личных мотивах!

– Тридцатого? – обрадовалась Ольга.

Но я на нее внимания не обратила:

– Я бы давно тебе ее вручила без повода, но поняла, что это не остановит посягательств на мою. Смысл же не в этом.

– О-о… ты меня так хорошо изучила, что страшновато становится. И ведь реально, не остановит. Гребаная сталкерша! Прекрати читать мои мысли!